— На первый раз, — строго сказала директор по-русски, — я не буду настаивать на наказании всех вас. Но вы должны помнить, что вы — пионеры. А пионер не должен бить товарища. Он должен ему объяснить, если тот неправильно поступает. Нас учит этому товарищ Сталин!
В тот момент мне подумалось, что, будь я на месте Сапкоса, не миновать мне выговора, а то и сразу исключения из пионеров. А Алтынбеку ничего нельзя объяснить. И правильно Сапкос его стукнул — он всё равно слов не понимает.
Вожатая поторопилась объявить сбор закрытым. Зазвучал горн, и мы строем пошли в класс, из которого нас сразу отпустили по домам.
Настроение было вконец испорчено. Я поспешила уйти, чтобы ни с кем не разговаривать. Дома я мрачно уселась в угол и стала ждать маму. Есть не хотелось, делать тоже ничего не хотелось. Я даже не сняла пионерский галстук и платье, в котором ходила в школу, хотя это полагалось делать сразу: платье — единственное хорошее, и его надо беречь.
Пришла мама. По её лицу было видно, что она хотела с порога меня поздравить. Она знала, как я ждала этого момента. Но, поглядев на моё лицо, замерла на полуслове. Молча разделась, поставила на плиту чайник и только потом, сев рядом, спросила:
— Ну, что случилось? Тебя приняли в пионеры. Разве ты не рада?
— Почему все просто радуются, а я не могу? Мне всё время какие-то вопросы в голову приходят. И почему мы все учим, что пионер — это первый и всем пример, а принимают в пионеры всех сразу: и двоечников, и даже противного Алтынбека?
— Ну, положим, если человек тебе не нравится, это ещё не повод не принимать его в пионеры. Мало ли что он противный.
— Да он же подлый и трус. Он только слабых задирает, кто сдачи не даст. Небось сильных-то не трогает! Какой же он пионер?
— Да, считается, что в пионеры надо принимать лучших, — задумчиво сказала мама. Мне показалось, что она пытается найти объяснение, но ей не очень-то удаётся. — Знаешь, ведь когда-то так и было. Ещё до революции были такие детские отряды, назывались «скауты». Туда принимали тех, кто хочет помогать другим, заботиться о слабых, что-то делать для общества, чему-то для этого учиться. А потом, после революции, появились почти такие же — пионеры. Идеи у них, конечно, другие — коммунистические, но похоже. Сначала и правда в пионеры принимали не всех. А потом как-то так сложилось, что теперь принимают целым классом. Считается, наверное, что если не очень хорошего человека принять в пионеры, может быть, он захочет исправиться.
Мамины слова звучали не очень убедительно, но я привыкла ей верить. Раз она говорит, значит, наверное, так. Меня сейчас уже больше волновало другое: