– Ясик, а чемоданы в сохранности? – шепнула старуха глухо, как со дна колодца. – Знаете, в них теперь все, что у моей дочки осталось. Она такая беспомощная. Привыкла жить под маминым крылышком.
Греясь у печки, я смотрел на пол. Одеяло, свисавшее с топчана, не доставало до выкрашенных в красный цвет половиц, и из-под него видно было черную крышку «ремингтона». Я забрал пишущую машинку из сарая, чтобы она там не отсырела, и на всякий случай засунул ее под кровать.
– У нас все в сохранности, – начальник привычно потер ладони и взглянул на меня, – надежно, как в банке. Вы ведь меня знаете.
– А что если они меня здесь не найдут? Улочка маленькая и далеко от центра, – вдруг заволновалась старуха. – Я все же позвоню, – решила она и привстала.
– Вы что, спятили на старости лет? – рявкнул вдруг начальник и в гневе сощурил свои добрые, голубые глаза, почти полностью заслонив их белесыми ресницами. – Немцев вам здесь не хватает? Они же подслушивают! Звоните, если угодно, но только не отсюда. – Старуха испугалась и нахохлилась, как внезапно разбуженная сова. Она сложила руки на груди и машинально вертела в пальцах приколотую к платью брошь.
– А как вы сюда пробрались? – спросил я, чтобы разрядить обстановку.
Хлопнула дверь конторы. Клиент затопал ногами, сбивая снег с сапог. Начальник пнул ногой стул и вышел к нему навстречу. Старуха подняла на меня пустые глаза.
– Я двадцать семь раз была в уличной блокаде. Вы знаете, что такое блокада? Наверно, не очень? Ну, ничего, – прохрипела она взволнованно. – У нас был тайник за шкафом, в такой специальной нише. Двадцать человек! Маленькие дети научились, и, когда солдаты ходили, стучали прикладами в стены или стреляли, маленькие дети молчали и только глядели раскрыв глаза, представляете? Успеют они уйти?
Я подошел к книжной полке. Поставил книгу в отдел средних веков. Оглянулся на старуху:
– Кто, дети?
– Нет, нет, нет! Что дети! Зять и дочь выйдут ли? Зять в прекрасных отношениях со своим начальником, немцем. Вместе учились когда-то в университете в Гейдельберге.
– Почему он не ушел вместе с вами?
– У него там дела. Еще день, еще два… Там все кончается. Только и слышно: «Raus, raus, raus!» В домах пусто, на улице перо и пух, а людей вывозят, вывозят…
Она задохнулась и умолкла.
Из-за двери доносились резкие, спорящие голоса. Клиент договаривался с начальником о плате за доставку леса с разобранных домов гетто в Отвоцке, откуда вывезли евреев. Крейсгауптман продал их все оптом польскому предпринимателю. Скрипнула дверь, они ушли в лавку, чтобы скрепить сделку вином. Начальник вообще-то был непьющим, но в особо удачных случаях соглашался пропустить стаканчик.