Он и сам знал, что он молодец. Только не слова его интересовали, а гонорар.
Он цепко обхватил Лили за талию, притянул к себе и, поставив стакан, решил было пустить в дело вторую руку, когда послышались шаги.
Они быстро заняли прежние позиции, а Лили успела сунуть пачку фотографий под журналы.
Донья Эльса, дородная краснолицая мать Лили, поставила на столик поднос с маленькими сосисками, ломтиками хлеба и баночкой баварской горчицы, улыбнулась и вышла.
— Я и сам знаю, что молодец! — сказал Кики. — Мои фотографии выиграли не один процесс по разводу. Только на этот раз я хочу не деньги…
— Кики, я честная девушка, — развязно сказала Лили. — И неприлично…
— А прилично целоваться с парнем, который не знает, что его в это время фотографируют? — заржал Кики. Он начинал хмелеть.
— Кики! Умоляю! Никто не должен об этом знать! К тому же дело не доведено до конца…
Лили достала из-под журналов пачку фотографий и снова стала их просматривать.
Вот они с Бето в обнимку идут по аллее в парке Чапультепек…
Вот Бето во весь рот улыбается Лили, чуть ли не касаясь носом ее щеки…
Вот Лили, привстав на цыпочки, страстно прильнула к губам Бето…
Лили достала лист бумаги и авторучку.
— Пиши!
— За это, — еле ворочая языком, сказал Кики, — я потребую дополнительное вознаграждение.
— Пиши… «Вы мне очень нравитесь, и мне больно видеть, как человек, которому вы симпатизируете, так нагло вас обманывает». Поставь точку. Подпиши так: «Доброжелатель».
Она достала конверт, вложила в него три отобранные ею фотографии и записку.
— Надо, чтобы это попало на глаза Марисабель, — сказала она, опуская конверт в карман пиджака Кики и снова целуя его в голову.
— А за это я потребую дополнительное вознаграждение! — как попугай, проворчал задремывающий Кики.
— А я тебе его дам, — повторяя хмельную интонацию Кики, сказала Лили. — Но не раньше, чем ты доведешь дело до конца…
— Люблю доводить дела до конца, — пошлым голосом сказал, встрепенувшись, Кики и сально подмигнул Лили.
— Гуд бай, гуд бай! — подтолкнула она его к выходу.
После ухода Кики она заперла дверь своей комнаты и начала рвать на мелкие кусочки оставшиеся фотографии.
Пожалела только одну — из тех, где она целуется с Бето у дерева.
Она спрятала ее в фотоальбом «Мадонна», поставила альбом на полку и, подойдя к зеркалу, стала медленно перед ним раздеваться.
Стриптиз перед зеркалом возбуждал ее с тринадцати лет.
Она подмигнула своему нагому отражению:
— Лили, какая ты дрянь… Но до чего же красивая…