Оля поняла, что сил не хватает. Еще несколько секунд такой дикой борьбы, и она совсем обессилит. Тогда случится ужасное, мерзкое, гадкое. Девушка теряла силы, чувствовала, как ледяные руки шарят по ее бедру, нащупывают резинку трусиков.
Оля заплакала навзрыд от слабости и отчаяния. Сил больше не осталось, она была во власти этого гада. Девушка потеряла мать в раннем детстве и не помнила даже ее лица.
Она вдруг громко закричала:
— Мама! Мама!
Голос эхом прокатился под железными ржавыми сводами и затерялся в гуле странного механизма. Жадные руки уже стянули с нее трусики, схватили и выбросили такую совсем уж интимную вещь, как гигиеническую прокладку. Он рывком раздвинул ей ноги и схватил ладонью за самое сокровенное.
Олю вырвало прямо себе на грудь. Ее выворачивало наизнанку, она захлебывалась в рвотных массах и снова начала биться в конвульсиях.
Тут в помещении гулко прозвучал чей-то грозный властный голос. Насильник мгновенно соскочил с кровати, и Оля увидела плечистого молодого мужчину с бычьей шеей, крупной головой и маленькими глазами. Он что-то резко сказал негодяю и, кажется, выгнал его.
Оля с трудом повернулась на бок, закашлялась и стала отплевываться прямо на одеяла. Она судорожно нащупывала свободной правой рукой подол своего платья, со стыдом понимая, что лежит по пояс голая перед мужиком. Девушка кое-как закрыла тело, подтянула ноги к груди, сжалась в позе эмбриона. Еще в утробе матери это положение было самым удобным, давало покой.
Она не сразу поняла, что этот субъект, который наверняка был тут начальником, ушел. Но дверь оставалась открытой наполовину. Слабенькая мысль о побеге шевельнулась в уставшем, измученном мозгу девушки. Она лежала, ощущая, как саднит горло от желудочной кислоты, как воняет рвотными массами ее постель. Оля чувствовала, какая она грязная, мерзкая, гадкая.
Мужчина вернулся и швырнул на постель что-то белое, видимо, простыни. Чья-то рука поставила у входа табурет и ведро воды. Главный подошел, чем-то щелкнул, и освобожденная рука Ольги бессильно упала рядом с ней. Кисть болела неимоверно, но девушка даже не застонала. Она просто сгребла на себя белые простыни, чтобы хоть чем-то закрыться от страшных мерзких личностей. Девушку трясло от мысли о том, что ее чуть-чуть не изнасиловали. Зубы пленницы стучали так, что она не смогла бы сказать и слова, если бы ее стали сейчас о чем-то спрашивать.
— Так, лежи и слушай! — сказал мужчина властным голосом. — Ты здесь пробудешь ровно столько, сколько понадобится твоему папе, чтобы понять, что именно от него требуется. А то вы оба стали какими-то болтливыми.