— Видеопередатчики с палиндром-эффектом, — ответил тот, глядя на багровое зарево заката, расчерченное в косую линейку стрелами облаков. — Кто-то через них наблюдает за нами. А может быть, «зеркала» просто нечто вроде указательных знаков: «Осторожно! По газонам ходить воспрещается!» Или так: «Капризным детям вход воспрещен!»
Момма хмыкнул.
— Не слишком ли вы упрощаете? К чему тогда им палиндром-эффекты? Задержка предметов во времени и выдача в повернутом положении? Мне кажется, причина появления «зеркал» намного сложней, чем вам представляется.
— Это нас и тревожит.
Из черной стены леса бесшумно выпрыгнула нелепая масса маунта, и впервые за месяцы пребывания экспедиции на поверхности Триаса в кают-компании не прозвучал сигнал тревоги.
Утром следующего дня, начавшегося угрюмым серым туманом, Богданов первым рейсом отправил на спейсер ненужную больше технику, затем группу экспертов во главе с Бруно; третьим рейсом отправлялись последние десантники: Богданов, Томах и Филипп, мрачно-неудовлетворенный тем, что его помощь никому не понадобилась.
Ни один из «зеркальных перевертышей» захватить с собой не удалось: наутро их просто не стало — свое дело они сделали.
Провожал десантников Владриг, смущенный непривычностью ситуации и неумением прощаться.
— Извините, коли что не так… Ребята передают вам привет и пожелание чистого пространства.
— Спасибо, взаимно, — поблагодарил Богданов, пожимая ему руку. — Только не выставляйте напоказ свое бесстрашие при встрече с маунтами. Не всегда ведь животные поступают так, как нам хочется, осторожность в контактах подобного рода не помешает.
Десантники помахали руками работающим на космодроме инженерам экспедиции и скрылись в когге.
— Ну и тип этот Исиро Момма! — проговорил Филипп, когда они расселись в рубке.
— Полегче, полегче, — вполголоса заметил Богданов. — Все же он вдвое старше любого из нас. Любить его необязательно, но то, что он опытен и решителен, заметно.
— Его же боятся. Откуда браться уважению и любви?
— А что? Мне он нравится, — заявил Томах, вызвав беглую улыбку на губах Никиты. — Серьезный, знающий, целеустремленный, немного жестковат, правда, в отношениях с подчиненными…
— Грубоват, а не жестковат, — возразил Филипп.
— В меру, в меру, дружок, кто из нас не бывает груб в иные моменты? Плохо, конечно, когда эта черта превращается в норму поведения, но, по-моему, Момма просто уверен в непогрешимости, правильности и логичности своих поступков.
— Чересчур уверен, на грани культа. — Богданов сам сел в кресло пилота. — Однако, думаю, наше решение заставит его пересмотреть шкалу личных ценностей ориентации.