– Еще чего! Фу, докатились…
– Выиграет, – философски заметил папа. – Да не переключай, он сам собой сейчас иссякнет…
– Браво! – визжала девушка-ведущая. – Наш Евгений выигрывает конкурс! Еще тридцать секунд, и…
Мастер-стеклодув, до того вроде бы не принимавший участия в конкурсе, вытащил откуда-то тюбик, как показалось Лидке, одеколона и зачем-то облил свой комбинезон.
– А говорят, никаких аксессуаров, – с осуждением заметил папа. – Снимут его с дистанции за нарушение правил.
– А ему и так ничего не светит, – сказала мама.
– Ну же, ребята! – ведущая прыгала, рискуя сломать высоченные каблуки. – Еще двадцать пять секунд и…
Стеклодув вдруг вскинул руки над головой:
– Смерть! – Голос у него был, как скрежет железа по стеклу. Сорванный и одновременно сильный, пробирающий до костей. – Смерть! Всем! Девятого… июня…
У стеклодува была актерская дикция, во всяком случае каждое его слово слышалось совершенно отчетливо. До последнего звука.
– Девятого июня… скоро! Так будет со всеми!
Публика возмущенно загудела, но стеклодув уже молчал. В руках у него появился предмет, знакомый Лидке по тысячам раскладок, ларьков и лавчонок. Дешевенькая зажигалка; Лидка не успела ни вдохнуть, ни выдохнуть. Посреди студии взметнулся живой факел.
– А-а-а!
Воя и прыгая в огне, стеклодув скатился со своей тумбы. Опрокидывая стулья, вскочила с мест публика.
– Покиньте! Студию!
– Пожар! Пожар!
– На помощь!
– Помогите!
– Отключите!…
Операторы и не думали прекращать съемку – наоборот, все камеры жадно уставились на горящего человека. Звук тоже не отключили вовремя, и Лидке казалось, что сквозь треск и вопли доносятся все те же слова – «девятого июня», «смерть».
У призового автомобиля погасла фара, выбитая упавшей железной стойкой. Перед выходом из студии возникла давка. Падали на пол и гибли под каблуками лазерные кепки-указки. Живой факел катался по студии, опрокидывая штативы и стулья, налетая на мониторы, и в каждом мониторе была одна и та же картинка – человек в огне…
Сквозь толпу зрителей прорвались люди в форме, с огнетушителями. В пляшущий факел ударили с разных сторон тугие пенные струи.
«Девятого июня…» – в последний раз померещилось Лидке.
И экран померк. Через мгновение темнота сменилась рекламным роликом, а в следующее мгновение мама, нашарившая наконец-то пульт, погасила экран.
Некоторое время в комнате стояла тишина.
– Вот это да, – сказал брат, стоявший, как оказалось, за спинкой Лидкиного кресла.
– Чего там? – сонно спросила из кухни сестра.
– Ты, Янка, такое пропустила…
– Спать! – сказала мама так, что Тимур осекся.