Возле сруба на колоде сидели трое. Все с топорами, один даже в железном шлеме. Двое с бронзовыми обручами на лбу, что прихватывали волосы. Самый старый, вислоусый воин с серебряным чубом на бритой голове, первым встал, завидя князя, сдержанно наклонил голову.
Двое других, узкоглазый и широкоскулый молодой печенег или берендей, а также простоватый парняга с пшеничными волосами и с синими, как васильки, глазами, подхватились, когда князь наступил на их тени.
— Как зовут? — поинтересовался Владимир.
— Макгаген, Чейман и Корняга, — ответил старший, похожий на викинга. — Корняга — это я.
— Вы что, братья? — удивился Владимир.
— Нет, но все в сапогах, — ответил старший гордо.
Двое сопели и бодро выпячивали груди. Владимир засмотрелся на печенега, не только в доспехах русов, но и одежда чисто славянская, шлем кован явно кузнецами Киева, даже сапоги не печенежские, с мягкой подошвой, а с каблуком и железной опояской.
— Чейман, Чейман… Не сын ли доблестного хана Кучуга, известного как отвагой, так и мудростью?
Узкоглазый воин подпрыгнул от счастья, что его заметил великий князь. Глаза заблестели, он срывающимся голосом выпалил:
— Сын! Отец велел служить тебе верно и преданно, говорить только по-русски, носить одежду русов… и чтобы…
Владимир кивнул, он уже слышал от Кучуга его заветное: успеть повозиться с внуками, что будут неотличимы от русов, чтобы за свой народ быть спокойным.
— Отвага заметнее, чем мудрость, но твой отец наделен и тем и другим. Кого стережете?
Чейман повернул голову к Корняге, и старшой ответил сильным звучным голосом:
— Свирепого татя и разбойника, неуловимого Залешанина!
Владимир оглянулся на Белояна:
— Видишь, что у меня за воины? Втроем одного стерегут! А тот, поди, не только за семью засовами, но и к стене прикован. А то и вовсе связан по рукам-ногам…
Белоян поморщился, а старшой сказал с обидой:
— Обижаешь, княже! Это же сам Залешанин!.. Ну, тот самый… Его и в туе не влупишь, и в ложке не поймаешь. Попался как-то по дурости или пьянке, теперь не упустить бы. Непростой человек! Говорят, глаза отводить умеет, черной кошкой перекидывается.
Владимир снова покосился на Белояна. Тот скривился сильнее: