Залешанин невольно выругался, а девушка улыбнулась. Зубы ее блеснули как два ряда жемчуга, улыбка так озарила ее лицо, что Залешанин нервно сглотнул. Откуда такая красота в дикой степи?
— Ты победил пятерых, — сказала она с удивлением. — Кто ты, богатырь? Я должна была слышать твое имя.
— Вряд ли, — пробормотал Залешанин. Подумал, что если и слышали о нем, то за такую славу в лесу вздернут, а в степи размечут конями. — Я не гонюсь за славой.
— Но все же…
— Кто ты? — перебил он. — Почему одна?
Она беззаботно пожала плечами:
— Не так уж и одна. Вон там, в той стороне, наши шатры… Я — дочь кагана Синего Орла.
— Младшая?
— Единственная, — ответила она гордо.
От поляны донесся стон. Мальчишка разогнулся, в руке был нож, с лезвия стекала кровь. Лицо было хмурое. Перехватив их взгляды, сказал печально и с упреком:
— Ты одному коню ноги перебил, а другому — грудь проломил. Пришлось дорезать, чтобы не мучились.
Залешанин сказал торопливо:
— Спасибо. Ты настоящий мужчина! Не надо коней мучить. А те… с арканами?
Мальчишка равнодушно отмахнулся:
— Тех я дорезал сразу.
Залешанин повернулся к дочери кагана, виновато развел руками:
— Прости, я не спросил их, кто они, откуда.
— Зачем? — удивилась она. — Я знаю. Это люди моего жениха Белое Перо. Свадьба назначена через неделю, а он пытался завлечь меня раньше… Эти должны были выследить меня на охоте, оттеснить в его земли. Кстати, им это удалось, мы в землях моего жениха…
Залешанин ощутил себя на зыбком качающемся мостку:
— И… что теперь?
Она отмахнулась:
— А, ничего… Тебя размечут конями. Это были его лучшие люди, он ими дорожил. Зато его хитрости не удались! Я пройду обряд венчания девственницей.
Залешанин смотрел тупо, чувствуя, как любовные игры этих степняков уже заколачивают последний гвоздь в крышку его гроба. В сторонке мальчишка вытер лезвие ножа, чтобы не испачкать хлеб, деловито шарил в одежде убитых. Маленький звереныш знал, что человека дорезать еще легче, чем коня или козу.
Дочь кагана села рядом, с пренебрежением оглядела их скудный ужин, но, когда мальчишка протянул ей ломтик зажаренного хлебца, с удовольствием вонзила острые зубки. Залешанин слышал сочный хруст, а ноги подергивались, будто их уже привязывали к диким коням, что потащат в разные стороны.
Девушка взглянула на него снизу вверх. Глаза смеялись.
— Я отбила тебе охоту поесть?
— Еще как, — признался он.
Мальчишка подал ему прутик с хлебом и мясом. Залешанин сделал вид, что занят едой, но взгляд каганьей дочери чувствовал, как будто в бок тыкали острой иголкой. Слышал, как она фыркнула, не поверила. Избалована, зараза. Ишь, дочь кагана! Да еще единственная…