Сигурд про себя решил, что будет звать его по-всякому, чтоб не ошибиться; позже вскипела новая порция чая, и Сигурд неожиданно для самого себя стал рассказывать.
Он никогда не был особенно разговорчив, слова давались ему с трудом, но Пустотник Даймон слушал внимательно, не перебивал и только хмурился, совсем как наставник Фарамарз в тот последний день, когда Сигурд и Брайан тайно ушли в Калорру, а вернулся один Сигурд…
Срез памяти
Смех мертвого города
Сигурду тридцать. Он и Брайан Ойгла идут по ночной Калорре, и эхо их шагов плывет по пустырям заброшенных кварталов. Они не скользят, они идут — шумно, подчеркнуто уверенно, — и Сигурд старается незаметно для Ойглы поглядывать по сторонам, потому что считает затею Брайана опасной и неумной.
Сам Брайан так не считает.
Темные слухи поползли из Калорры, темные да скользкие… Вот помер человек — своей смертью, не насильственной, — оплачут его как положено, похоронят, подымут чашу в память об умершем и разойдутся по домам. А потом видят покойничка в переулках: то говорит с кем, то идет куда, то еще что промышляет…
Бодрый такой, улыбчивый, разве что бледный, так с чего ж ему и взяться, румянцу-то?! Да все с вечера, в сумерках бродят — и свои, которых позарывали, и чужие, неизвестные, пришлые… так вроде не трогают никого, не замечали за ними, только и их трогать — себе дороже.
Одно слово — варки. Мороки… Старики, правда, ворчат: не от смерти, мол, люди помирают… — только кто их слушает, стариков-то…
Девятикратные смеялись поначалу. Думали — завидуют горожане. Им, потомкам богов, завидуют. Их ведь тоже убивай не убивай — пока жизни имеются да на руке браслетам места хватает… Только Девятикратные со смертью ночь спят, вроде свадьбы, а утром встают: ну а городские, видать, наоборот — ночью шляются…
Сказки… Только однажды пошел в сказку, в город то бишь, салар из южного поселка — пошел и сгинул. А ему еще жить да жить, то ли три, то ли пять раз… Дальше-больше, еще один Скользящий в сумерках в ночь шагнул — и ищи-свищи!… А ведь он в младших наставниках ходил, не зелень необученная!…
Закрыли Калорру. Собрались наставники, до хрипоты спорили, а сказать-то и нечего! — все равно никто ничего не знает. Так что порешили: продовольствие слать, долг перед людьми, один раз живущими, исполнять, а так — ходу нет!
Пока знаний не добавится. А где ж его взять, знание это?… Оно само не ходит, ни днем, ни ночью…
Не мог Сигурд Ойглу одного отпустить, ну никак не мог, а тому хоть кол на голове теши: в город собрался! Перевертышей стало мало! Теперь на Мороков ночью идти решил… Сказать бы Фарамарзу, да нельзя — не простит Брайан. Не простит…