Однако глупые смертники в дурацких плащах не стали интересоваться потребностью Симада в проводниках. Они вообще ничем не интересовались, а им самим проводники были явно не нужны.
Когда до передового отряда каллорианцев оставалось не более тридцати шагов, приближающиеся безумцы перешли на бег, очертания их фигур заколебались, потекли — и дальше началось страшное.
Никто не успел рассмотреть, как выглядели те чудовищные твари, которые с низким громовым ревом буквально вгрызлись в мгновенно смешавшийся строй. А те несчастные, кто все-таки сумел их рассмотреть, уже ничего не могли рассказать — от клыков и когтей чудовищ не спасали даже знаменитые кольчатые нагрудники, а взмахи хилых на вид передних лап отрывали людям головы вместе со шлемами. Ревущий кровавый водоворот смерти стремительно расширялся, поглотив уже весь передовой отряд, и с изумлением и ужасом взирал Симад на разорванные в клочья тела своих личных телохранителей, павших на багровый слипшийся песок.
Пока воины опомнились и в их воспаленном сознании возникло понимание, что твари так же смертны, как и люди, — многие были растерзаны, и страх несся впереди ожившего кошмара, скрежеща чешуей и глядя в глаза самых смелых стоячими омутами бесстрастных змеиных глаз. Симад Арродхский судорожно пришпорил своего жеребца, выхватывая кривой меч, но жеребец взвился на дыбы, подпруга лопнула, и последнее, что успел увидеть в этой жизни гордый военачальник, была ухмыляющаяся пасть с острым частоколом белоснежных клыков…
Обезумевшие воины — несколько десятков несчастных, оставшихся от авангарда, — в панике попытались было спастись бегством, но на их пути уже ощетинился копьями железный вал панцирной пехоты — ветеранов, поседевших в сражениях и разучившихся отступать. Фаланга смела трусов, и на бесновавшихся в чаду побоища ящеров двинулась живая стена сверкающих на солнце отточенных наконечников, длиной в добрых полтора локтя…
И вот тогда из-за барханов снова вышли люди.
Вышли толпой, нестройной цепью, мгновенно переходя на какую-то завораживающе неспешную рысь. Их было больше, чем тварей, но тоже бесконечно мало перед приходившим в себя воинством.
Около пяти сотен почти голых, мускулистых парней, вооруженных пестро и каждый на свой лад: мечи, топоры, цепи с гирьками, трезубцы, короткие копья… оружие ближнего боя.
Фаланга уже набирала разбег для своего страшного удара, когда эти обнаженные дьяволы в одно растянувшееся мгновение сумели миновать ящеров и врезаться в непробиваемый, казалось бы, строй латников, — и вот уже они с криками прыгают на плечи копейщиков, взбегают по древкам, проламывая панцири и шлемы, а то и просто попутно сворачивая шеи голыми руками…