— Сумасшедшая! — с восхищением и досадой пробормотал садовник Альберт — и, вздыхая, отправился ликвидировать учиненный Мартой разгром.
«Позд-но!» — погребальным звоном прозвучал в голове Марты отбивавший полночь далекий колокол церкви Санкт-Мария-ам-Гештаде. Буквально свалившись со спины храпящего коня, женщина бросилась через луг к едва различимому в темноте черному пятну сторожки. Непослушные после бешеной скачки ноги подгибались, путались в густой траве, дважды Марта падала, зацепившись за невесть откуда взявшиеся на лугу узловатые корни — а в сознании, все нарастая, продолжал отдаваться колокольный рокот, и вторил ему из сторожки безнадежный собачий вой, пугая мечущихся вокруг нетопырей — или это только казалось Марте?..
Взвизгнув, замшелая дверь распахнулась, повисла на одной ржавой петле, горевшая в углу сторожки свеча швырнула женщине в лицо рваные блики — и Марта увидела: откатившийся в сторону тяжелый чурбан, воющий пес по кличке Одноухий, не так давно подобранный Джошем в их любимом парке возле пруда с лебедями… и над безутешной собакой слегка покачивалось на туго натянувшемся поясном ремне тело человека.
Джозеф.
Она опоздала.
Пес запрыгал вокруг Марты с немой мольбой в глазах — и сумасшедшая, не человеческая, а скорее звериная надежда бросила Марту вперед. Немыслимым рывком она подтащила чурбан, взобралась на него, выдернула из потайных ножен в рукаве Джоша его узкий нож и одним движением — лезвие было острым, как бритва — перерезала ремень.
Молчальник мешком рухнул на земляной пол, и Марта, не удержав равновесия, повалилась сверху.
Пропущенный через пряжку конец ремня заклинило медным язычком, петля никак не хотела распускаться, руки Марты дрожали, Одноухий самозабвенно вылизывал родное посиневшее лицо с белыми пятнами глаз, и чумной кошмар обступил Марту со всех сторон, довольно скалясь пастью безумия.
Выхода не было.
Никакого.
Марте хотелось завыть, как только что выл пес, а когда не останется сил даже на вой — повеситься здесь же, на том же ремне…
Но вместо этого, еще сама не понимая, что делает, она отстранила пса, взяла в ладони холодеющее лицо веселого карманника, погибшего из-за нее, и прикипела взглядом к мертвым глазам.
В следующее мгновение свеча, жалобно мигнув, потекла копотью, пес в ужасе заскулил, и из съежившейся темноты послышался насмешливый голос:
— Ты опоздала, женщина. Он выполнил уговор. Теперь его душа — моя. Уходи и возвращайся завтра, если ты хочешь похоронить тело. Впрочем, я могу предложить тебе довольно выгодную сделку…
Марта Ивонич, приемная дочь Самуила-турка из Шафляр, знала, кто говорит сейчас с ней. Совсем рядом, невидимый в могильном мраке сторожки, стоял Великий Здрайца — лишь блеснуло рыжим отливом петушиное перо на берете, да скользнули блики по серебру пряжки.