— Люди говорят, его непотребства…
— Люди, как обычно, глупы,— перебил Конан.— Если бы мор поразил всех, кто грешил,— именем Крома, некому было бы пересчитывать уцелевших! Жрецы внушают нам, что боги справедливы,— так если мор послали в наказание королю, с какой стати богам поражать пять сотен крестьян, купцов и дворян прежде, чем добраться до Нимеда? Или они разили вслепую, подобно воинам, угодившим в туман? Клянусь Митрой! Если бы я действовал так же, у аквилонцев давно уже был бы новый король! Нет, Паллантид, черный мор не обыкновенная зараза. Я знаю: он таится во тьме стигийских гробниц, и лишь маги способны его вызывать. Я был воином в армии принца Альмарика и участвовал в стигийском походе. Из тридцати тысяч воинов пятнадцать тысяч пали под стигийскими стрелами, а остальных унес т очно такой же мор, налетевший с юга на крыльях черного ветра. Я единственный, кто остался в живых.
— Но в Немедии умерло всего лишь пять сотен,— возразил Паллантид.
— Тот, кто вызвал мор, сумел и остановить его по своей воле,— отрезал Конан.— Я уверен, за всем этим таится какой-то план. Кто-то распространил мор, а затем прекратил… когда Тараск благополучно взошел на трон, приветствуемый как избавитель страны от гнева богов! Кром! Нет, здесь не обошлось без могучего и насквозь черного разума. Скажи-ка мне, что говорят о том чужестранце, с которым, по слухам, все время советуется Тараск?
— Его лицо скрыто вуалью,— отвечал Паллантид.— Говорят, он чужестранец, прибывший из Стигии.
— Из Стигии! — хмурясь, повторил Конан.— Я бы сказал, скорее из преисподней… Э, а это еще что такое?
— Трубы немедийцев! — вскричал Паллантид,— А теперь и наши трубят! Наступает рассвет, государь, полководцы выстраивают войска для битвы! Да пребудет над нами благословение Митры, ибо многие уже не увидят, как солнце опустится за хребты…
— Оруженосцев ко мне! — Конан быстро вскочил на ноги, сбрасывая бархатный халат; близость боя, казалось, рассеяла мрачные предчувствия короля,— Иди к войску и проследи, все ли готово. Я подойду, как только надену доспехи.
Цивилизованные люди, которыми он повелевал, никак не могли объяснить себе иные привычки своего короля — в частности, его настойчивое стремление ночевать одному в покое или шатре. Паллантид вышел, лязгая доспехами, надетыми еще в полночь. Быстрым взглядом окинул пробудившийся лагерь: повсюду звякали кольчуги, меж длинных рядов палаток шевелились неясные тени людей. Звезды еще украшали западную половину неба, но на востоке уже трепетали розовые знамена рассвета, и на их фоне вздымались и опадали шелковые складки немедийского флага с вышитым на нем драконом.