— Не смей обвинять в этом Эйнджи! Для него я была человеком, а не просто… — Она замолчала, почувствовав, что еще одно слово — и она разрыдается.
— Если не Брейди, тогда кто же?
«Это ты! Именно ты сделал меня такой!» — захотелось крикнуть Тине. Но она почему-то не могла заставить себя произнести эти слова.
— Тина, расскажи мне, кто так сильно тебя обидел?
Тину била неутихающая дрожь. Господи, что же она наделала?
— Тебе не стоит этого знать, — выдавила она.
— Почему?
Внезапно Тина зарыдала. По щекам потекли слезы, горло сжал спазм. Она не смогла произнести ни слова, лишь покачала головой.
— Тина…
Он обнял ее, прижал к себе, окутав теплом своего тела, укачивая словно ребенка. Он поглаживал спину Тины, перебирал ее волосы. Каждая его ласка приводила ее во все большее смятение. Это жалость к ней, именно к ней, Кристине Форрест, или точно так же он пожалел бы любую плачущую женщину?
Дьюк принялся нежно целовать ее волосы. Ласковые прикосновения волшебным образом пробуждали воспоминания о прошлом. Ведь когда-то он уже целовал ее так. Она удовлетворенно вздохнула, ощущая, как учащается его дыхание, а по телу пробегает дрожь. Затем его ладонь скользнула к бедру Тины, потом еще ниже. Ласки его становились все настойчивее.
Но не успела она сообразить, что делать, как он оторвался от нее и резко отступил назад, словно испугался чего-то.
— Одевайся! — угрюмо приказал он. Лицо его застыло маской, в глазах билась тоска неутоленного желания.
— Дьюк… — В звенящем голосе Тины была мольба, но Дьюк, казалось, ничего не услышал или не понял.
— Ради бога! Я ведь только человек, Тина! Оденься, прежде чем я… — Он замолчал, глотнув воздух, резко повернулся и быстро ушел в другой угол номера.
Она смотрела, как он подошел к бару, сорвал пробку с бутылки виски и, наполнив стакан, заметно дрожащей рукой поднес его к губам. Он сделал несколько небольших глотков, потом покачал головой и залпом, в один прием, допил остатки.
— Вот эта дверь ведет в ванную. Можешь ею воспользоваться, не стесняйся. — Эти слова он произнес каким-то бесцветным, мертвым голосом, стараясь не глядеть на нее.
Что же, такой исход дела, пожалуй, лучший из возможных. Теперь Дьюк ни за что больше не получит ее, как бы ни старался добиться этого. Зато у него будут новые воспоминания на всю жизнь, воспоминания, обжигающие болью, словно раскаленный уголь. Все кончено, между ними ничего нет…
Тина одевалась механически, словно заводная кукла. Взяв сумочку и заколки, она вошла в ванную, чтобы навести последние штрихи. Выйдя оттуда, она чувствовала себя живым манекеном, ее янтарные глаза угасли. Чувства вспыхнули и сгорели дотла, оставив лишь горстку серого пепла. Прах, и больше ничего. Больше здесь ей ждать нечего.