Поздно ночью, когда Дьюк уже давно спал, Тина ворочалась без сна, размышляя о предстоящей разлуке. Дьюк по своей привычке опять все решил за нее.
А вдруг он вообще не собирается возвращаться из Америки? Может, их работа над постановкой «Долгой холодной зимы» — последнее, что у них будет в жизни? Вдруг Дьюк думает, что успех этой постановки откроет перед ней все двери, и тогда он сможет считать свою миссию выполненной? И после этого с легким сердцем ее покинет?
Возможно, он одновременно может заниматься лишь одним делом, забывая обо всем другом, полностью отдаваясь тому, что кажется ему сейчас важнее? Несомненно, сейчас для него не существовало ничего и никого, кроме нее, Тины Форрест. Сейчас, до его отъезда в Америку. А потом?
Будущее с Дьюком представлялось Тине столь неопределенным, что в итоге она пришла только к одному решению. Проворочавшись всю ночь, она наконец выстрадала его, когда первые утренние лучи уже начали просачиваться сквозь занавески. Она вспомнила, как наблюдала за рассветом в первое утро с Дьюком. «Новый день», — прошептала она тогда. «Новая жизнь», — ответил он.
По иронии судьбы, именно это воспоминание помогло ей принять окончательное решение. Это будет новая жизнь. Если что-нибудь случится и помешает в дальнейшем быть с любимым человеком, то она все же останется не одна — у нее будет от него ребенок. Больше никаких предосторожностей! Если повезет, она успеет забеременеть прежде, чем их пути разойдутся. Есть еще три недели до премьеры пьесы плюс четыре дня до ее отъезда в Австралию. Времени больше чем достаточно.
И тут она вспомнила свою старую тревогу — не страдает ли Дьюк какой-нибудь тяжелой наследственной болезнью. А вдруг у него вообще не может быть детей? Следует ли так рисковать? Но ему всего тридцать с небольшим, и на вид он просто пышет здоровьем. Игра стоит свеч, решила Тина. Дьюк и так уже слишком много взял на себя, а это будет ее выбор, и не нужны ей ничьи советы. Какими бы ни были последствия, она это переживет. Утвердившись в своем решении, Тина испытала огромное облегчение.
Все оставшиеся до премьеры и ее отбытия в Сидней время она жила легко и спокойно. Впервые все страхи и сомнения отступили, она стала сама хозяйкой своей судьбы. Мысль о будущем ребенке придавала ей энергии и жизнерадостности.
Теперь, занимаясь с Дьюком любовью, она чувствовала его еще острее, пронзительнее, наверное, потому, что стала относиться к нему как к отцу ее ребенка. Обессиленная любовью, она подолгу прижималась к нему, мечтая, что именно в эту ночь в ней зародится новая жизнь.