Поскольку светская жизнь в Москве практически отсутствовала, возможностей пощеголять туалетами было мало. Самым нарядным местом встречи публики постепенно стали спектакли Большого и Малого театров в Москве, МХАТа, Вахтанговского и некоторых других театров. Люди одевались ко дню рождения, к празднованию Нового года, хотя елки и были еще запрещены как «буржуазный пережиток», на всевозможные демонстрации и концерты, посвященные революционным праздникам.
В 1937 году самыми нарядными дамскими платьями были платья из однотонного креп-жоржета. Их шили цвета само, чайной розы, розовые, сиреневые и украшали «вафлями» — сотообразными защипами на плечах и кокетке платьев. В большой моде были крепдешины с цветочным рисунком, и очень модными — шелковые ткани в диагональную полоску. Ткани продавались так называемыми отрезами, то есть кусками необходимой для кроя длины.
Сегодня трудно осознать в полной мере степень вмешательства ЦК партии в каждодневную жизнь советского человека в 1930-е годы. Один из сталинских временщиков, именем которого было названо открытое в 1934 году московское метро, Лазарь Каганович сказал: «ЦК находил время руководить вопросами не только международной политики, вопросами обороны, хозяйственного строительства, но одновременно заниматься такими вопросами, как учебники, как библиотеки, как художественная литература, театры, кино, такими вопросами, как производство граммофонов, качество мыла и т. д.».
Неудивительно, что, вмешиваясь в такие сферы, как производство косметических средств или легкая промышленность, партийные деятели всегда оказывались профанами в данной области и никогда не смогли поднять подобные производства на уровень мировых стандартов того времени.
Во второй половине 1930-х годов почти повсюду в Москве работали шляпницы-одиночки. Одной из самых популярных была москвичка Елена Райзман, сестра кинорежиссера Юлия Райзмана. Из материалов для шляп чаще всего использовали фетр, и журналы того времени нередко давали советы по перекраске и переделке старых фетровых шляп.
Обувь представляла также большую проблему. Летом носили белые спортивные прюнелевые туфли, застегнутые на пуговки. Их чистили теткой и «подновляли» зубным порошком. Демисезонной и зимней обуви также не хватало, и выбор ее был крайне скудным. В холодное время женщины носили прорезиненные ботики на кнопочках.
Невероятные трудности сопровождали советского потребителя на протяжении всех 1930-х годов и в приобретении детских вещей. Многие акции государственной торговли, направленные на решение этой проблемы, на деле оказывались фикцией. Известная балерина Большого театра 1930-х годов, любимица Сталина, тетка Майи Плисецкой Суламифь Мессерер вспоминала: «В то время, когда сажали людей, нам, артистам, сделали невероятную зарплату, в два раза повысили. Я получала 6000 рублей, и мы все могли купить. В Столешниковом переулке был маленький комиссионный магазинчик, где продавалось много импортных детских вещей из семейств репрессированных. И когда посадили мою сестру, я для моей племянницы Майи бегала туда покупать очаровательные вещи. Майя была одета как кукла: все чистенькое, все красивенькое. Плохих вещей тогда не брали — был завал комиссионного товара — и одежды, и антиквариата из бедствовавших семейств».