Я видел, что это усталая и вырождающаяся нация, клонящаяся к упадку, с печатью смерти на челе. Люди и не подозревали этого и думали прежде всего о том, как бы вкусно покушать, и изощрялись в приготовлении самых невероятных блюд; они не жалели времени на примерку обновок, и обувь у них была узконосая, а головные уборы высокие, и они были привередливы в выборе драгоценностей. Ноги у них были так же стройны, как и у египтян, а кожа у женщин была так прозрачна, что видно было, как по их голубым жилкам бежит кровь. Их речи и манеры были утонченны, и с детства их приучали к изящной осанке — как мужчин, так и женщин. Жить здесь было приятно; даже в увеселительных заведениях не было шумных ссор, все было тихо и пристойно, так что я чувствовал себя увальнем, когда заходил туда посидеть и выпить вина. Но на душе у меня было тяжело, ибо я повидал войну и знал, что если все, что говорят о стране Хатти, — правда, то страна Митанни обречена.
Их медицина тоже была на высоком уровне, и их врачи были искусны, знали свое дело и еще много такого, чего не знал я. Я получил от них лекарство от глистов, которое было далеко не так мучительно и противно, как те, что были известны мне ранее. Они могли также лечить и слепых при помощи иголки, и этому я тоже подучился. Но они ничего не знали о вскрытии черепа и говорили, что лишь боги могут лечить повреждения головы и что даже тогда больные не выздоравливают полностью, так что им лучше уж умереть.
Однако эти люди были любознательны; они приходили ко мне и приводили своих больных, так как их привлекало все необычное. Как им нравилось носить чужеземную одежду и драгоценности, есть экзотические блюда и пить заморские вина, так они хотели и лечиться у иноземного врача. Женщины тоже приходили, и улыбались мне, и рассказывали мне о своих болезнях, и жаловались, что их мужья ленивы, утомлены и бесстрастны. Я прекрасно понимал, к чему они клонят, но был тверд и не уступал им, ибо не хотел нарушать законы чужой страны. Вместо этого я давал им снадобья, чтобы они подмешивали их в вино своим мужьям, — такие зелья, которые могли и мертвого расшевелить. Сирийцы лучше всех на свете разбираются в таких делах, а их средства в этой области куда сильнее, чем египетские. Но кому подмешали эти женщины мои снадобья — мужьям или совсем другим мужчинам, не знаю, хотя полагаю, что они предпочитали чужеземцев, ибо у них были свободные нравы. Немногие из гак имели детей, и это также для меня означало, что призрак смерти навис над их страной.
Должен упомянуть, что эти люди уже не знали, где границы их царства, поскольку пограничные камни постоянно передвигались. Хетты увозили их в своих колесницах и устанавливали, где хотели. Когда жители Митанни протестовали, хетты смеялись и предлагали им самим вернуть камни на прежнее место, если у них есть желание. Но такого желания у них не было, ибо если то, что говорили о хеттах, — правда, то никогда еще не было на земле столь жестокого, столь грозного народа. Рассказывали, что для них нет большего наслаждения, чем слушать крики искалеченных и видеть их кровь, текущую из открытых ран. Они отрубали кисти рук у жителей пограничных селений Митанни, которые жаловались, что скот хеттов топчет их поля и пожирает их хлеба, и потом насмехались над, ними и предлагали им перенести пограничные камни на прежнее место. Они также отрубали им ноги и предлагали им побежать и пожаловаться царю или надрезали им кожу на голове и лоскуты кожи стягивали им на глаза, чтобы они не видели, куда унесли межевые знаки. Я не могу перечесть все зло, причиненное хеттами, все их зверства и гнусные дела. Говорили, что они хуже саранчи, потому что после саранчи земля снова плодоносит, но там, где прошли колесницы хеттов, никогда уже не вырастет даже трава.