— Чего ты хочешь за свою картинку, мальчик? Я покупаю ее.
Лицо Тутмеса вспыхнуло, и он ответил:
— Моя табличка не продается. Я отдал бы ее другу.
Птагор рассмеялся.
— Хорошо. Тогда будем друзьями, и табличка — моя.
Он еще раз внимательно взглянул на нее, засмеялся и разбил ее на кусочки о камень. Мы все вздрогнули, и Тутмес попросил простить его, если он его оскорбил.
— Могу ли я гневаться на воду, отражающую мой образ? — мягко возразил Птагор. — А глаз и рука рисовальщика больше, чем вода, потому что я знаю теперь, как выглядел вчера, и не желаю, чтобы другие увидели это. Я разбил табличку, но признаю, что ты художник.
Тутмес подпрыгнул от радости.
Птагор повернулся к отцу и, указав на меня, торжественно произнес древнюю клятву врачей:
— Я берусь его вылечить.
Затем, указав на Тутмеса, он сказал:
— Я сделаю, что смогу.
И снова, заговорив своим медицинским языком, они оба удовлетворенно засмеялись. Отец, положив руку мне на голову, спросил:
— Синухе, сын мой, хочешь ли ты быть, как и я, врачом?
Слезы выступили у меня на глазах и у меня перехватило горло, гак что я не мог говорить, но кивнул в ответ. Я огляделся кругом: и сад был мне дорог, и сикомор, и обложенный камнем бассейн — все было дорого мне.
— Синухе, сынок, — продолжал отец. — Станешь ли ты врачом более искусным, чем я, лучшим, чем я, властителем жизни и смерти и единственным, кому люди всякого звания могут вверить свою жизнь?
— Не похожим ни на него, ни на меня! — вмешался Птагор.
Он выпрямился, и его глаза проницательно блеснули.
— Истинным врачом, ибо он могущественнее всех. Перед ним стоит обнаженным сам фараон, и первый богач для него все равно что нищий.
— Я бы хотел быть настоящим врачом, — сказал я нерешительно, ибо все еще был мальчиком и ничего не знал ни о жизни, ни о том, что старость стремится переложить на плечи юности свои собственные мечты, свои собственные разочарования.
А Тутмесу Птагор показал золотой браслет на своем запястье и сказал:
— Читай!
Тутмес прочел по складам вырезанные там иероглифы и затем недоверчиво произнес вслух:
— Полная чаша веселит мое сердце.
Он не смог сдержать улыбку.
— Нечего смеяться, ты, негодник! — серьезно сказал Птагор. — Это не имеет ничего общего с вином. Если тебе суждено стать художником, ты должен требовать, чтобы твоя чаша была полна. В истинном художнике проявляется сам Пта — творец, строитель. Художник больше, чем отражающая поверхность. Искусство, конечно, и в самом деле часто бывает всего лишь льстивым отражением в воде или лгущим зеркалом, но художник выше этого. Так пусть твоя чаша будет всегда полна, сынок, и не довольствуйся тем, что говорят тебе люди. Лучше полагайся на свой собственный острый взгляд.