Он делает шаг вперед, и разгневанные люди расступаются.
— Когда-то мной руководили тщеславие и честолюбие. Но в Россию со мной эти демоны не пошли. Я отправился на восток, чтобы преподать царю Александру урок, потому что тот, кто готов торговать с британцами, с таким же успехом в любую минуту мог вступить с ними в альянс против нас!
Он забирается на каменную скамью и продолжает:
— За каждого мужчину, женщину и ребенка, погибшего при моем правлении, я прошу прощения. — Он кладет руку на сердце. — Мне очень, очень жаль. Но их смерть не была напрасной! Казаки идут маршем по Елисейским полям, но Париж устоит. На улицах пруссаки, в Фонтенбло австрийцы, но ни одна вражеская армия не лишит французов их несгибаемого духа! Я выковал эту нацию в огне революции, и даже русские в Тюильри не отнимут у нас нашего предназначения!
Люди воодушевленно кричат, подбрасывая в воздух шляпы. В жизни не видела ничего подобного. Наполеон великолепен.
— Мы лучшая нация на земле! — страстно продолжает он. — Франция и без меня останется великой. Она никогда не забудет о своем достоинстве и гордости. — Он соскакивает со скамьи и требует у одного из австрийских солдат коня. — До Фрежюса я буду оба дня скакать верхом, — объявляет он. — Вождь нации должен с открытым лицом идти навстречу своей судьбе!
Мы отъезжаем, и на глазах у людей слезы, а один человек протягивает императору Библию.
— Вам в дорогу, — объясняет он. — Да хранит вас Господь.
Остаток пути до моря проходит в том же духе. Повсюду разгневанные, угрожающие расправой толпы, и солдаты коалиции с благоговением наблюдают, какую власть мой брат имеет над ними всеми. Когда наконец мы прибываем в порт, на причале ждут тысячи людей, и у всех кокарды в цветах Бонапарта — голубые с золотом.
Наполеон садится ко мне в карету, и Обри прыгает ему на колени. Раньше она никогда так не делала. Я прикрываю рот рукой, подавляя возглас удивления.
— Прощается, надо полагать, — роняет он.
— Шесть месяцев! — напоминаю я.
Брат не спорит, только передает Обри обратно.
Я смотрю на большой британский фрегат, который доставит его на Эльбу. На борту название — «Неустрашимый».
— Еще не все потеряно, — говорю я. — Взгляни на этих людей!
На причале такое столпотворение, что солдатам не без труда удается поддерживать порядок. Женщины рвутся хоть одним глазком взглянуть на своего «Бони» — так его здесь называют. Мужчины тоже жаждут видеть своего трагического героя. Я лезу в ридикюль и достаю тяжелый шелковый кошелек. Протягиваю ему.
— Вот, это тебе. Здесь хватит, чтобы собрать армию. — Он пытается сунуть мне назад фамильные драгоценности Боргезе, но я отказываюсь. — Когда останешься один, зашей их за подкладку своей шинели. Неизвестно, как еще все сложится.