— Ее высочество шутит редко.
Он еще раз рассматривает коллекцию, и на сей раз гладит обеими руками мраморную Исиду. Имея пятьдесят тысяч ливров, Полина могла бы дать новую жизнь Сан-Доминго. Отстроить беднейшую часть острова, дать каждому ребенку образование и ремесло. А вместо того эти деньги будут растрачены на кровопролитные войны ее брата. Ими будет финансироваться не жизнь, а смерть.
— Стало быть, пятьдесят тысяч ливров, — повторяет месье Дион в расчете на то, что я стану торговаться.
Но коллекция не моя, а скоро она перестанет быть и моей заботой. Мои деньги лежат в банке Обор, скоро я их заберу оттуда и уеду на Гаити.
Он опять вынимает трубку и усаживается на любимой хозяйской кушетке.
— Занятно, должно быть, вам было служить у ее высочества камергером. И в театр ходить не нужно.
— Это точно. Как первый ряд партера, — подыгрываю я.
Он смеется.
— Эксцентричная особа, не правда ли? Каждое утро — молочная ванна, каждую неделю — новый любовник. Говорят, она намерена перебраться к брату на Эльбу. Поэтому, наверное, все и продает?
Ответа от меня он не ждет, и я молчу.
— Вот вы мне скажите, — продолжает он, и я уже знаю, что сейчас мне будет предложено раскрыть какую-нибудь тайну. — Неужели император действительно сказал, что скорее увидит своего сына мертвым, чем воспитанным австрияками?
Ну, это-то ни для кого не секрет.
— Да, так и было.
Он вынимает трубку и раздумывает.
— И откуда только берется такое честолюбие?
Я сижу в кресле напротив.
— Наверное, у них это врожденное, месье.
— У всей семьи? Или их так мама с папой воспитали?
Я представляю себе королеву-мать, вышагивающую по дворцовым залам, в черном с головы до ног, и не верю, что она могла осознанно растить из своих детей страстных политических борцов. Но муж ее умер от рака, когда Наполеону было шестнадцать. Может быть, это несчастье ее как-то переменило?
— Насколько мне известно, папаша там был отчаянный игрок, — говорю я. — Он их оставил без гроша в кармане. Императору как раз и пришлось кормить семью.
— Что ж, бедность может на многое толкнуть. — Он опять оглядывает прекрасное собрание ценностей, выставленное на продажу, и на его лице отражаются противоречивые чувства. — Она этими вещами очень дорожила, не так ли?
— Они — ее страсть.
— И все это она готова отдать ради Наполеона? — спрашивает он.
— И это, и многое другое.