Я невольно подаюсь вперед.
— И где же?
— В Палестине.
— И он в силах это сделать?
— Он даже Египет завоевал! — отвечает князь, как будто эта незначительная и скоротечная победа означает, что теперь для Бонапарта нет ничего невозможного. — Взгляните-ка! — говорит он, достает из кармана небольшой золотой медальон и протягивает мне. — Это вам от императора.
Я открываю медальон и смотрю на портрет внутри. Если сходство выдержано — а скорее всего, так и есть, — то выглядит он куда моложе своих сорока лет. Художник изобразил его в расшитом мундире, темные волосы зачесаны на косой пробор, а серые глаза устремлены вдаль. Он выглядит холодным, бесстрастным человеком, у которого на уме заморские страны, а никак не семья или любовь. Я думаю об Адаме, чей взгляд всегда полон тепла, даже на рисунках углем, и внезапно разражаюсь рыданиями.
— Мария! — восклицает отец, но я рукой в перчатке останавливаю его:
— Со мной все в порядке!
Он бросает грозный взгляд на Меттерниха, но князя не собьешь. Для него я боевой конь, бросаемый в гущу сражения. Я была рождена для исполнения этого долга, и вот я его исполняю. И какое имеет значение, что я люблю другого или что Наполеон годится мне в отцы? Главное — сохранить империю Габсбургов!
— Этот медальон император прислал вам из Парижа, — поясняет Меттерних. — Советую вам, когда Бонапарт о нем спросит, сказать, что портрет не отражает его лучших сторон.
У меня округляются глаза.
— А это правда?
— Конечно, нет.
— Тогда почему я должна так сказать?
— Потому что у него болезненное самолюбие, — вставляет Мария.
Я смотрю на отца и на Меттерниха и понимаю, что возражать ей никто не собирается.
— Наполеон что, ребенок?
— Он император, недавно обретший престол, — устало произносит отец. — Старые короны так полировать не приходится.
— Но это также означает, что вас будут ублажать мехами и драгоценностями так, как ни одну другую императрицу в Европе, — добавляет Меттерних. Тот факт, что он считает это заманчивым, лишний раз доказывает, что за все девятнадцать лет он меня так и не изучил.
— Он, случаем, не рисует?
Меттерних хмурится.
— Ваше высочество, он же император!
— Ну, он хотя бы способен понимать искусство? — спрашиваю я.
Меттерних ерзает, и я замечаю, что он начинает раздражаться. Как жаль, что я не могу быть пустоголовой девчонкой, думающей только о нарядах!
— Я не могу ответить на эти вопросы, — учтиво произносит он. — Но император прекрасно подготовился к свадьбе и не поскупился ни на какие расходы. Для остановки в Компьене вам приготовлены новые покои…
— Я что, буду в том самом городе, где король Людовик впервые приветствовал Марию-Антуанетту?