Отправился я через город на Запад. На перекрестке я остановился и подумал, почему мне не отправиться на восток, через горы и долины в Керм, пешком, как нищий, и так дойти до Эстре, где я родился, до того каменного дома на исхлестанном вихрями склоне горы. Почему бы мне не вернуться домой? Три или четыре раза я замедлял шаги и оглядывался. И каждый раз среди равнодушных лиц прохожих я замечал одно лицо, которое могло бы принадлежать шпиону, и с каждым разом я все отчетливее понимал всю степень безумия моей мысли о возвращении домой. С таким же успехом я мог бы просто покончить с собой. Наверное, мне на роду написано жить в изгнании, и единственным способом вернуться домой для меня оставалась смерть. Поэтому я отправился на запад и уже больше не оглядывался.
Трехдневная отсрочка в лучшем случае позволяла мне добраться до Кусебена, расположенного над заливом, в ста тридцати километрах отсюда. Большинство изгнанников получает извещение о приговоре вечером, благодаря чему имеют шанс выкупить место на корабле, плывущем вниз по реке Сасс прежде, чем капитаны начнут подвергаться наказанию за помощь изгнаннику. Однако такая любезность была не в стиле Тайба. Ни один капитан не осмелился бы взять меня на палубу своего корабля сейчас; все в порту знали меня, потому что это я построил его для Аргавена. Не возьмет меня также и ни одна сухопутная лодка, а от Эргенранга до границы — шестьсот километров. У меня не было другого выхода — приходилось пешком идти до Кусебена.
Повар это тоже понимал. Я немедленно отпустил его, но перед уходом он упаковал мне в дорогу всю приготовленную пищу, которая была в доме, чтобы у меня было горючее для трехдневной гонки. Его доброта спасла мне жизнь. Кроме того, его заботливость придавала мне мужество, потому что каждый раз, когда во время своего пути я подкреплялся овощами и хлебом, я думал про себя: «Все равно есть еще люди, которые не считают меня изменником».
Я убедился в том, что носить клеймо изменника нелегко. Даже странно, до чего нелегко. Ведь так просто наградить другого человека этим клеймом, которое приклеивается так прочно, что становится неоспоримым для всех. Я и сам уже наполовину был убежден, что это правда. Я пришел в Кусебен на рассвете третьего дня. Я был взволнован и встревожен, ноги у меня болели, потому что за последние годы, проведенные в Эргенранге, я оброс жиром в комфорте, потерял походную форму. И вот там, в воротах этого городка, меня ожидал Эше. Мы были кеммерингами на протяжении семи лет, и у нас было двое детей. Как дети его лона, они носили его имя, Форет рем ир Осбот, и воспитывались в очаге его клана. Три года тому назад он ушел в крепость Оргни и теперь носил золотую цепь целибанта, дав обет безбрачия. Мы не виделись все эти три года, но когда я увидел его лицо в тени каменной арки, я снова почувствовал, как меня охватила волна нашей давней любви, как будто мы расстались с ним только вчера. И я должным образом оценил его верность, потому что он готов был разделить со мной все обрушивавшиеся на меня удары судьбы. Снова почувствовав в своем сердце эти напрасные узы, я рассердился, потому что любовь Эше всегда заставляла меня поступать вопреки моим намерениям.