– Да сколько той жизни осталось? До ближайшей стенки?
– В степи стенок нет, это во-первых. А во-вторых… неужели думаешь, что кто-то решит пустить в расход четверых более-менее опытных бойцов? Утром под горячую руку вполне могли шлёпнуть, но никак не сейчас. Нет, мой юный друг, ты ещё повоюешь. Мы все повоюем.
– Но очень недолго, – вставил Барабаш. – Кто-нибудь помнит легенду об отряде десятника Никодима Бесогона?
Вольдемар рассмеялся. Старинную байку, рассказываемую каждому новобранцу Роденийской армии, он знал хорошо, являлся автором одной из самых непристойных её версий. Там прославленный герой во искупление многочисленных грехов был отправлен выполнять безнадёжное и самоубийственное задание во главе сформированного из преступников и подонков отряда. Потом, конечно же, погиб, но перед смертью успел насовершать немыслимое количество подвигов, включая соблазнение пиктийской императрицы. Казалось бы, при чём здесь черенок от лопаты? Особый шарм истории придавало приписываемое Никодиму изобретение парусных самоходов, на коих сей похититель женских сердец ездил покорять вражеских красавиц – особый шарм, и смех более-менее понимающих людей.
– И мне думается, что засунут нас в исправительно-искупительную баталию с одной огнеплюйкой на трое человек.
– Как это на троих? – удивился Михась. – Тем более нас четверо.
– Расчёт ДШК как раз из троих человек. А ты что подумал? Профессора корректировщиком возьмём, пойдёте, товарищ Еремей?
Баргузин прореагировал на своё имя несколько непонятно:
– Яволь!
Верёвки, стягивающие руки, заклинания не перенесли.
– Силён! – обрадовался Вольдемар, растирая онемевшие конечности. – Но всё равно поосторожней с экспериментами в закрытом пространстве.
Матвей профессорского колдовства не опасался, так как давно привык к его проявлениям и опасностям. Он вздохнул, с облегчением расправил плечи и мечтательно заявил:
– Мордобою бы сейчас хорошего. И пива.
– Не надо о грустном, – Михась лихорадочно оглядывался в поисках укромного места. Не нашёл. И тут его взгляд остановился на куче сваленных в углу папок с какими-то документами. – Да гори оно всё синим пламенем!
– Что? – на ладони Баргузина мгновенно возник огромный огненный шар.
– Я же не в том смысле, профессор!
Заседание Особого Совещания проходило на редкость уныло и предсказуемо – невнятно зачитанное обвинение в государственной измене, недоказанном, но подразумеваемом соучастии в убийстве мастер-воеводы Серафима Копошилы, расхищении народной собственности. Последнее выражалось в угоне бронехода противодраконьей обороны с намерением реализовать его по спекулятивной цене в целях личного обогащения. Вот это и переполнило чашу терпения Вольдемара Медведика, до того момента с интересом прислушивающегося к монотонному перечислению собственных, а также общих с подчинёнными преступлений.