— Только попробуй — в лоб получишь! Тоже мне, личинка Брежнева! И второй такой же! — Он с яростью уставился на Шурика. — Она — сестра, а не средство для удовлетворения ваших пошлых фантазий!
Георгий обернулся во второй раз:
— Что ты только что сказал про сестру?!
— Родной, тебе показалось, — с улыбкой проворковала мама и, деловито поправив мужу галстук, поднялась из-за барной стойки. Поскольку галстук все еще оставался в ее изящном, но крепком кулаке, Соколову-старшему ничего не оставалось, как встать следом за ней. — Идем, милый. Я провожу тебя на работу.
— Но… — попытался было возразить муж, но мама уже потащила его из кухни, не забывая при этом усиленно строить глазки. Не знаю, кому как, а мне в тот момент талантливый бизнесмен и делец мирового класса напомнил покладистого козленочка, которого добрая девочка Аленка вела на скотобойню.
— Повезло же тебе! — прорычал Егор Богдану. — Увидел бы отец, как ты с Евой здороваешься: даже страшно представить, что бы сделал!
— А ты ему расскажешь? — шепотом спросила я.
Братец осклабился:
— Хуже! Я расскажу Полине. И пускай она своими методами лечит этого… знатока культурных традиций!
Остановить его я не успела. Махнув рукой и резко подпрыгнув на ноги, брат почти выбежал в коридор. Подальше от Алекса, меня и Богдана, застывшего на своем месте с очень посеревшим лицом. И я его понимала: Полина у нас была девушка не ревнивая, но вспыльчивая и сильная. То есть Богдан будет в полном порядке, если успеет рассказать ей подробности своего «прегрешения» до того, как та подберется на расстояние удара. Если же нет — Полина сломает ему нос. Потом, скорее всего, будет долго извиняться, но легче ему от этого уже не станет.
— Брат… — Алекс сочувственно хлопнул Богдана по плечу, — ты поцеловал мою девушку. Спасибо!
Тот поднял на Шурика мрачный взгляд.
— Сгинь! — и с надеждой посмотрел на меня: — Ева?
— Я с ней поговорю! — тут же кивнула я.
Он выдохнул, несколько секунд просидел молча, а потом, кажется, хотел сказать что-то еще (судя по лицу, о том, где лежит его завещание, чисто на всякий случай), но его перебила мама, как раз вернувшаяся на кухню.
— Мальчики, — улыбнулась она, — вы не против, если я на десять минут заберу у вас Еву?
«Мальчики» опустили глаза на меня, синхронно покачали головами, и мне ничего не оставалось, как отцепиться наконец, от столешницы и подойти к Ядвиге. Она скользнула по мне ласковым взглядом, который в ее случае почти всегда был предвестником чего-то нехорошего, и кивнула на дверь:
— Идем, доченька. Нам нужно серьезно поговорить.