— Списать? — повторила, раскладывая на столе ручки с тетрадками. — О'кей, не вопрос. А что мне за это будет?
— Ну… моя благодарность, например, — растерялся Ждан. Раньше я ему прейскурант не предъявляла.
Криво ухмыльнувшись, я изогнула бровь:
— И в чем же она выразится?
— В смысле? — удивился Вербицкий.
Мои губы сами собой расплылись в еще более широкой и донельзя ехидной улыбке.
— Жданчик, Жданчик, — панибратски хлопнула парня по плечу, искусно копируя жест, которым наверняка воспользовалась бы в такой ситуации Полина. — Что ты знаешь о материальных благах?
Короче, мы сторговались на коробке конфет. А поскольку я действительно помогла (ну осталось у меня время, почему бы не подлатать карму?), Ждан расщедрился еще и на маленькую бумажную розочку, которую тут же, при мне, и склепал из двойного листочка. Зря он, кстати, не дождался перемены. Игорь Степанович мог простить многое, но нанесение умышленного вреда тетрадке и шелеста при этом на весь кабинет во время контрольной работы вызвали у него бурю негодования. Почти такую же, как и сам цветок у Алекса, когда я после уроков, с конфетами под мышкой и розочкой, продетой за стебель в «собачку» на молнии сумки, притопала к его машине.
Соколов стоял, облокотившись спиной о капот, и со скрещенными на груди руками наблюдал за моим приближением. Попутно фиксировал также манипуляции Вики, которая перебежками следовала за мной на небольшом расстоянии и каждый раз, когда я пыталась обратить на нее внимание, делала вид, что у меня глюки. Конечно, это ведь не она за мной ходит, это я мешаю ей заниматься делами! И — нет: под столом в буфете, за мусорным баком, между фикусами и за шторой, которая прикрывала ее ровно до коленок, она не просто так сидела, а с какой-то особенной целью, которую мне, ничтожной, понять было не суждено!
— Я смотрю, Вика от тебя никак не отвяжется? — хмыкнул Алекс, когда я подошла к «мазде».
Тяжко вздохнула в ответ:
— Чувствую себя главарем преступной группировки, за которым постоянно ведется слежка. Объяснила бы уже хотя бы, зачем это делает! Может, я бы сжалилась, подбросила каких-то улик, доказательств своей виновности, в чем бы она меня ни подозревала… На самом деле надоела.
— Это она к тебе с ноября приклеилась?
— Ага! Больше трех месяцев уже. — Я подтянула сумку повыше и с трудом запихала в нее конфеты. Затем поставила на заднее сиденье «мазды» и подняла на Шурика вопросительный взгляд: — Поехали?
Ага, сейчас! У него между бровей морщинка пролегла размером с Большой Каньон.
— Откуда конфеты? — спросил подозрительно.