Вскоре тонкая папка с протоколами, написанными жутчайшим суржиком, неразборчивым почерком и с таким количеством грамматических ошибок, что, читая его, застрелилась бы даже училка из интерната для имбецилов, ляжет на архивную полку и затеряется в стопке себе подобных. Отчет прокуратуры пополнится тремя палками за раскрытие, а тело отомщенного Петрухи ляжет в могилу по соседству с холмиком Вити Сербина. И искать меня продолжат разве что в том почти что невероятном случае, если неведомый организатор и вдохновитель перебитой мною «засады в Марьиной роще» решит устроить личное опознание…
Ну а Петра власти искать уж точно не будут. Родни у него, как у меня, здесь нет. На работе всем пофиг, у боевой подруги заявление о пропаже в ментовке не примут даже за деньги. Да и дело по здешним местам житейское. Мог утонуть по пьяни, мог просто завербоваться и куда-то тихо свалить, чтобы не проставляться. По-любому всем до лампады…
Так что с завтрашнего дня я — официальный покойник. Кредит, конечно, по моему паспорту вряд ли выдадут, там служба безопасности по базам документ пробивает, но зато и в розыск не поставят, что для моего положения не в пример актуальнее…
Нахожу в пожитках Вити древний «сидор» — армейский вещмешок, набиваю его теплыми милкиными вещами. Увязываю поверх одеяло. Как говорится, зима близко…
Так, что теперь? А теперь надо валить.
Девчонка сидит в НУПе, точно там, где ее оставил. В дальнем углу, на куче листьев. Чтобы не пугать её, первым делом щелкаю фонариком, подсвечивая свое лицо. Стараюсь, чтобы луч упал сбоку. А то ведь при освещении снизу получается жуткая харя…
— Ты!.. — шепчет девчонка.
— А ты боялась! — хмыкаю я.
Бетон остыл, и в бункере довольно прохладно. Мила благодарно кивает, натягивая прихваченную мной куртку. Ловлю себя на том, что не ищу алкоголя… Но и рассказывать, что случилось в квартире, я не хочу. Не хватало еще девчонку добить такими новостями. Но Мила начинает первой:
— Ну что там?
— Да ничего особенного, — пожимаю плечами, — у тебя на примете нигде магнитофона нету? Такого, чтобы кассеты проигрывал?
— Откуда? — удивляется Мила. — Отцовский давно сгорел.
— Тогда вопрос за номером два. Отец фотографией увлекался?
Мила кивает:
— У него аппарат дорогущий был, «Практика», кажется. Еще увеличитель и разное оборудование. Только как мама умерла, он продал все…
Получается, все фотохудожества — и вправду, скорее всего, дело рук товарища летуна. Версия о похищенных пленках и мстительном хозяине с тихим шелестом отправляется в мусорную корзину.
— Ты нашел что-то? — продолжает допытываться девчонка.