Мысли о яйцах переключают на главный вопрос философии — так было что-то с Милой в ту злополучную ночь ли нет? Ну ничего, вот вернусь героем, сама расскажет, сама покажет… Мечты о бессмертной душе и довольно-таки соблазнительном (если чуть откормить, конечно), теле моей спутницы неожиданно приобретают весьма и весьма конкретный характер. Так что я, размечтавшись, не сразу и понимаю, что из-за деревьев доносятся тихие голоса.
Слов не разобрать, говорят на грани слышимости. К тому же и за деревьями. Но, судя по всему, движутся сюда, на поляну. Здравствуй, Жора, Новый год! Похоже, не разминулся я с конкурентами! Ну, стало быть, и к лучшему. Как говорится в пафосных триллерах: «Все решится здесь и сейчас!». Заодно к специзделию и языком-другим разживусь… Осторожно перекатываюсь в другую ложбинку, поудобнее, прячу дозиметр, занимаю позицию.
Гости выходят на край поляны. Двое. Говорят почти шепотом, один чуть громче, повизгивая, второй совсем глухо. Слов не разобрать. В смысле разобрать оно можно, только понять — хрена лысого. Потому что говорят по-английски. Минус тут, конечно, есть, неясно о чем щебечут, но дело то поправимое, разберем по жестам и интонациям, обучены, слава богу. А плюс — жирный и однозначный, раз не на нашей мове лопочут, значит точно, они, родимые. В смысле, неродимые, но желанные…
Луна выползает снова, приходится выключить ноктовизор. В неверном свете ночной подельницы рассматриваю парочку, благо они отклеились наконец от деревьев и дискутируют посредине поляны. Первый — ростом чуть выше Милки и такой же шклявый. Глист в скафандре, блин. Суетливый, дерганый и ушастый. Второй выше и здоровее. Пошире меня будет. Движения скупые, чутка замедленные. Опасный дядя!
Продолжая беседу, люби друзи огибают с противоположной от меня стороны террикон, останавливаются над самым краем ямы. Ушастый, похоже, что-то приказывает собеседнику. Слышу отдельные слова, но в общую картину не складываются. И этот чижик у них старший? Опасный в ответ кивает. Как-то нарочито, что подозрительно. И о чем-то тихо просит Ушастого. Тот недовольно ворчит, делает пару шагов и наклоняется над ямой. Опасный подшагивает ему за спину. Он поворачивается ко мне в профиль — теперь у него в руке «предмет, визуально схожий с пистолетом». На конце визуально схожего предмета — длинный цилиндрик. Визуально схожий с глушителем.
Опасный медленно поднимает ствол, и зрительный зал окончательно утверждается в мысли, что сейчас здесь начнут убивать…
* * *
Алан Беркович с детства боялся темноты. Даже в собственной спальне ему всегда оставляли включенным ночник. Что уж говорить о заброшенном летном поле и этой жуткой роще, где луна только сгущала тени? Стараясь хоть как-то справиться с замешательством, он всю дорогу от машины до места изводил спутника разговорами о всевозможной ерунде. Под покровом ночи Опоссум растерял большую часть подчеркнутой субординации, отвечал односложно, а некоторые вопросы и реплики вообще позволял себе игнорировать. Но Алан не одергивал зарвавшегося оперативника. В двух шагах от заслуженных наград и скорого повышения он мог себе позволить определенную душевную щедрость. Именно так бы на его месте поступил бы Джек Райан…