Впрочем, вначале был «сбор всех князей… на реке Орхон» [12, с. 1681. В этот монгольский день победы над Цзинь, «пировали и стреляли из луков» [12, с. 168]. Именно на том сборе Великий каан Угэдэй, его брат — «хранитель Ясы» Чагатай, канцлер Клюй Чуцай и Субэдэй-багатур разработали план мероприятий на последующие год-два. В течение этого времени было необходимо провести курултаи, на которых ни много ни мало должна была решиться судьба евразийской цивилизации. Прятавшиеся друг от друга еще полвека назад по степным и лесным урочищам, одевавшиеся в звериные шкуры кочевники и охотники не могли и предположить, что их дети и внуки, в буквальном смысле, лакая дорогущее вино, приготовленное в Поднебесной из драгоценных потиров, захваченных в Хорезме, будут рассуждать о перспективах войны с Сун с выходом к современным границам Лаоса и Вьетнама и одновременном разгроме Руси, Венгрии и всей Западной Европы. То, к чему стремился Чингисхан, свершилось, ускорение, которое он придал своим подданным, и не думало замедлять свой бег, а выдвинувшиеся при нем «люди длинной воли», такие как Субэдэй или Чаган, были поддержаны целой лью молодых, жаждущих кровавой славы тысячников и темников.
Тем временем, в конце мая — начале июня 1234 года в «местности Далан-даба[121]» [12, с. 168] состоялся курултай. Интересно, что перед этим съездом был опубликован высочайший указ, первый пункт которого гласил: «Все те, кто в случае сбора не прибудут, а останутся в праздности у себя, — будут обезглавлены» [12, с. 169]. Коротко и ясно, а то запировались… Чувствуется чья-то железная рука. Чья?
Курултай 1234 года отмечен принятием новой редакции Великой Ясы [12, с. 272], где особое внимание уделяется «военным распоряжениям» [12, с. 169]. Эти распоряжения еще более усилили строгости в монгольской армии. Прямое отношение к ужесточению внутривойсковых положений, несомненно, имел Субэдэй, и ему было что добавить, потому как войско, созданное Чингисханом на заре XIII века, отличалось от войска, имевшегося в распоряжении Угэдэя, и это связано в первую очередь с появлением в нем многочисленного контингента из покоренных народов, который количественно уже превосходил и самих монголов, и представителей племен, примкнувших к ним в период с 1204 по 1220 годы, а также исходя из опыта войн за последние четверть века, которые велись не только в «Диком поле», но и на территориях, занимаемых высокоразвитыми цивилизациями.
Когда протрезвевшие царевичи и нойоны собрались в Далан-даба, произошло событие, повлиявшее на решение Угэдэя о том, по кому должен быть нанесен первый массированный удар монгольских армий. Первоочередной целью отныне стало южно-китайское государство, империя Сун. Ее владыка Ли-цзун совершил ошибку, которая разъярила Великого каана и весь его ближний круг и дала повод для развязывания новой крупномасштабной войны в Китае. Что же такого сделали суны? Дело в том, что после взятия Цайчжоу останки последнего императора чжурчжэней, как говорилось выше, достались китайцам, что не устраивало монголов. Возникли споры на тему, кому будет принадлежать обгоревший труп. Представители Угэдэя требовали голову, а «сунцы этого не хотели и спорили… в конце концов они отдали монголам чью-то руку» [12, с. 272]. Вообразите, как Угэдэю преподнесли этот, хотя и подсоленный, но изрядно попахивающий предмет, неизвестно кому принадлежавший. А при условии, что таких «раритетов» биологического происхождения у монгольского каана было хоть пруд пруди, легко представить его ярость и гнев, а также появившееся желание разделаться со спесивой империей. Война с сунами началась уже в конце лета, и тогда же они потерпели первое поражение от «оскорбленных» монголов, которых вели Чилаун и Тахай.