Субэдэй. Всадник, покорявший вселенную (Злыгостев) - страница 22
[14, стр. 132]
Ван-хан и его клика, наверное, не могли представить себе, какой страшный удар они нанесли Чингисхану, ведь по сути дела тот оказался на краю… «Теперь Тэмуджину предстояло пройти величайшее испытание всех его способностей. Он снова вынужден был бежать, бежать, как и двадцать лет назад, когда меркиты похитили Бортэ» [16, с. 138], но в нынешних условиях ему приходилось скрываться то на крайнем юге, чуть ли не во владениях Алтан-хана, то на сотни верст севернее, в безлюдной тунгусской тайге. «Несмотря на все, что он сделал в своей жизни, ничего не изменилось, раз он опять вынужден спасаться бегством…
События, последовавшие за его бегством, сохранились в памяти монголов как история величайшего испытания Тэмуджина, но и его величайшего в жизни триумфа» [16, с. 138–139].
А триумф заключался в первую очередь в том, что если двадцать лет назад рядом с ним были лишь Боорчу и Джэлмэ, то ныне под рукой хана было не просто чуть более двадцати нукеров. Под рукой хана были закаленнейшие, искуснейшие в битвах военачальники-багатуры, на которых Чингисхан мог положиться. Это были не только подданные, но и соратники, готовые кинуться за него и в огонь, и в воду. К уже названным выше Боорчу и Джэлмэ прибавились Джэбэ, Субэдэй, Мухали, Хубилай, Чилаун, Борохул. Безусловно, это был тот костяк воинов-полководцев, которые в кратчайшие сроки не только сконцентрировали разрозненное было войско, но и нанесли Ван-хану такой удар, от которого тот уже не оправился.
На берегу Балджуна, в сырой промозглой тайге, глотая полусырое мясо случайно убитой лошади и запивая его мутной озерной водой, Чингисхан поклялся, что не забудет «своих людей за их мужество и преданность… Остальные тоже пригубили и поклялись в вечной верности ему… Они были определены только личной преданностью Тэмуджину и своей клятвой, данной ему и каждому из них. Клятвы, данные на берегу озера Балджуна, создали тот тип богатства, который так близок к современному понятию гражданства, основанном на личном выборе и доверии. Эта клятва стала метафорой нового типа общества среди последователей Тэмуджина, типа, который ляжет в основу единства всей огромной монгольской империи» [16, с. 139].
Субэдэй-багатур в это время уже знал, что верные вассалы киятов урянхаи, пусть и небольшим отрядом, но на подходе. Отец «гнал табун овец, чтобы преподнести [в дар Чингисхану], но встретился с разбойниками и был схвачен» [12, с. 226]. Но получилось так, что Субэдэй и его брат Хулухур были неподалеку в дозоре. Китайский хронист сообщает о братьях: «Оба отважные храбрецы, отличные наездники и стрелки… пришли к (нему] на подмогу, пиками перекололи этих [разбойников]… только жалкие остатки банды убежали» [12, с. 226]. Причем бились яростно, не щадя ни людей, ни коней.