— Это мальчики из хороших семей. С чистыми холеными руками, правильной речью. Они наверняка бывали здесь прежде, может быть, приносили что-нибудь или работали официантами во время приема. Сразу видно, ничего не умеют, ни в чем не смыслят, — прибавила она с презрением. — Могли бы забрать картины Пикассо, золотые бонбоньерки и драгоценности, что лежали на виду…
Весть о неудавшемся ограблении мгновенно облетела город. Журналисты столпились у дверей. Телевидение прислало операторов с камерами.
— Мадам, вы, должно быть, измучены до предела. Хотите, я разгоню эту толпу и отвезу вас в Гринвич, где вы сможете отдохнуть без помех? — предложил адвокат, чувствуя себя в некоторой степени виноватым перед ней.
— Отдохнуть без помех? Вы с ума сошли! — возмутилась Елена. — Дайте мне губную помаду, а потом зовите журналистов. Это же великолепная реклама!
Мадам тщательно наложила грим, красиво оделась и вышла к представителям прессы в жемчужном ожерелье, спасенном от воров. К ней сразу же потянулись с микрофонами, расспрашивая о подробностях происшествия. Было много шума, ограбление долго еще обсуждали на страницах газет. И фирма действительно от этого только выиграла.
Но Елена на самом деле получила серьезную травму. Она и прежде была подозрительной, а теперь у нее развилась настоящая паранойя. Ей казалось, что все вокруг ее обирают и замышляют недоброе. Мадам приказала поменять все замки в доме и установить новую систему сигнализации. Она понимала, что ей повезло, и боялась, что в следующий раз не сумеет справиться с грабителями.
Впервые она почувствовала себя совсем одряхлевшей.
Мадам Рубинштейн отправилась во Францию в последний раз. В Париже повидала давних друзей, особенно радовалась встречам с «дамами-интеллектуалками», как она их величала. Верная Эдмонда Шарль-Ру написала о ней хвалебную статью в «Vogue», назвав Елену «изысканной, невозмутимой и властной».
Вместе с Патриком Мадам посетила блошиный рынок в предместье Парижа Сент-Уан, Онфлёр, свою фабрику в Сен-Клу. Прежде она любила бывать там. Белый домик на Лазурном Берегу давно продали родственнику президента Франции Рене Коти. «Надеюсь, вы будете жить в этом доме чаще и с большим удовольствием, чем жила я», — сказала Мадам, подписывая договор о продаже. Но мельницу в Комб-ля-Виль Елена оставила за собой и в то лето устроила там последний из своих знаменитых приемов под открытым небом, как умела только она одна. Причем пригласила двести человек.
Погода стояла дивная, стол с угощением поставили в саду, вынесли из дома все стулья, кресла и диваны. Чтобы бутылки не нагревались на солнце, бар устроили в пустой конюшне. Для пущей пышности слуги по приказу госпожи развесили драгоценные полотна Моне, Ренуара, Шагала, Модильяни по веткам деревьев и кустов. В стороне от дома журчал ручей, обсаженный плакучими ивами.