Империя после кончины Императрицы
Как известно, Мадам до последнего вздоха не выпускала из рук свое знаменитое завещание. В нем на сорока четырех страницах — причем двадцать семь из них занимали всевозможные приписки и дополнительные пункты — было упомянуто более сотни наследников. Каждому назначена определенная сумма, кому-то — большая, кому-то — скромная. Многие были разочарованы. Сочли, что их обошли. А слуга-филиппинец, верой и правдой служивший Елене многие годы, пришел в ярость, узнав, что хозяйка назначила ему пожизненную ренту: пятьсот долларов в год…
Мале достались ожерелья из белого и черного жемчуга, картина Дерена, скульптура Надельмана, полотно Кандинского и рента — пять тысяч долларов ежегодно. Она по-прежнему входила в совет директоров. И Патрик глубокомысленно замечал: «Как знать? Может быть, тетка мечтала, чтобы племянница продолжила ее дело. Оставь она ей более солидную сумму, Мала наверняка отошла бы от дел». Он, безусловно, несправедлив. После смерти Елены установился несокрушимый «союз трех»: во главе предприятия встал Рой, вице-президентом назначили Оскара, а Малу, отвечавшую за внедрение новой продукции и ее распространение, — его заместительницей.
Патрика и самого не слишком щедро вознаградили за преданность. Он получил пять тысяч долларов единовременно, и еще Мадам назначила ему пожизненную ренту — две тысячи долларов в год. (Патрик О’Хиггинс умер в июне 1980 года в возрасте пятидесяти восьми лет.) Если верить адвокату Елены, она внесла этот пункт в завещание, заметив довольно грубо:
— Добавим, иначе он сдохнет с голоду!
Как ни странно, Патрик ничуть на нее не обиделся и даже нашел, что сказать ей в оправдание.
Он рассуждал примерно так: «Во-первых, я ей не родственник. Во-вторых, я служил ее богатейшему величеству всего-то четырнадцать лет. Предположим, я проживу еще лет двадцать (в действительности ему предстояло прожить восемнадцать лет, но он, само собой, не знал об этом). Выходит, Мадам оставила мне вполне приличную сумму: сорок пять тысяч долларов. И хорошо, что я получу их в рассрочку. Мадам отлично знала, как я расточителен, и всегда оберегала меня от моих пороков».
Через несколько месяцев после смерти Мадам ее душеприказчики уполномочили нью-йоркскую галерею «Parke-Bernet» распродать с аукциона ее украшения. Шума было много, мероприятие широко освещали по телевидению и в прессе, однако результат разочаровал многих. Драгоценности раскупили за три часа, но все ее «роскошные» жемчуга, купленные в Ницце в то время, когда они с Эдвардом Титусом впервые поссорились, массивные кольца, золотые серьги с грушевидными бриллиантами, сапфиры, топазы, рубины и изумруды размером с голубиное яйцо принесли устроителям лишь полмиллиона долларов, то есть треть той суммы, на которую они рассчитывали, выставив на торги сокровища Елены.