– Итак, он виновен. Это значит, что его жена мертва?
Со статистикой я знакома. И девяносто пять процентов требовали громко ответить «да». Но я отказывалась работать с такими предположениями.
– Ну, это еще нужно выяснить. А парень хорош. Всего пару раз спутал времена глаголов, что навело меня на мысль: он знает, что его жены нет в живых. А еще он ни разу не назвал ее по имени.
– Это плохо, – обеспокоенно заметила Куки.
– Если бы я не чуяла вину из каждой его поры, то купилась бы на всю эту ложь.
– А я купилась.
Я признательно улыбнулась:
– Ты всегда покупаешься. Потому что видишь в людях только самое лучшее. Поэтому мы так замечательно ладим. Сквозь мое обаяние и поразительную красоту ты просто-напросто не можешь рассмотреть настоящую меня.
– Еще как могу. Но мне всегда было ужасно жаль умственно отсталых. Мне кажется, вы, ребята, заслуживаете такого же шанса на нормальную жизнь, как и все остальные.
– Это так мило, – я захлопала ресницами, как черлидерша на метамфетамине.
Она пожала плечами:
– Стараюсь оказывать положительное влияние на тех, кому повезло меньше.
И тут меня осенило:
– Дерьмо.
– Что?
– До меня только что дошло.
– Опять забыла надеть трусы?
Я решительно уставилась на Куки.
– Если добрый доктор виновен, то почти наверняка попытается меня пришить. Причем скоро. Может быть, тебе захочется принять какие-нибудь меры предосторожности.
– Поняла. С чего начнем?
– С кевларовых бронежилетов, наверное. Ну или хотя бы с перцовых баллончиков.
– Буду иметь в виду. – Куки посмотрела мимо меня в сторону моего кабинета. – Привет, мистер Дэвидсон.
Я повернулась и увидела папу. Он зашел через внутреннюю лестницу. И это ничего, если учесть, что все здание принадлежит ему. Высокая худая фигура, казалось, немного ссутулилась. Светлые волосы выглядели лишь слегка причесанными, веки под воспаленными глазами приобрели фиолетовый оттенок. Совсем не симпатичный, а такой, какой бывает у людей в депрессии.
Недавно по его милости меня чуть не убили, поэтому отношения между нами уже не были прежними. Один из заключенных, которого папа упек за решетку, когда работал детективом, условно-досрочно вышел и решил свести с ним счеты, охотясь на его семью. Чтобы спасти мою сестру и мачеху и не дать ему возможность воплотить в жизнь подлый план расплаты, папа практически нарисовал мишень у меня на спине. Но проблема не в этом. А в том, что, надеясь перехватить убийцу раньше и почти буквально послав его ко мне, он ни слова мне не сказал. Что делало меня, по сути, беззащитной. Правда, папа посадил мне на хвост Гаррета Своупса. И этого было бы достаточно даже для президента, если бы тот вознамерился выступить перед НСА