Веленс положил трубку и повернулся к Бонду.
— Секретарь сказал, что Сайс вернется не раньше 3.30. Вам следует быть там в 3.15. Никогда не повредит сначала осмотреться. Всегда полезно вывести человека из терпения и равновесия.
— Ну как?
Сержант Лобиниро протянул Бонду зеркало. Немного седины на висках. Шрам исчез. Изменились очертания уголков глаз и рта. Слабые тени под скулами. Придраться было не к чему. Все это добавило что-то неуловимое к внешности того, кто перестал быть Джеймсом Бондом.
Глава 4
Что здесь происходит?
Сидя в патрульной машине, сержант Данкваерс был погружен в свои мысли. Они молча ехали вдоль Стрэнда, затем по Чансери Лайн в Холборн. Затем повернули налево на Хеттон Гарден, и машина остановилась около изящного белого портала здания лондонского Алмазного клуба.
Бонд проследовал за своим компаньоном к парадной двери, в центре которой находилась отлично отполированная дощечка. На ней было выгравировано: «Алмазный дом», а ниже — «Руфус Б. Сайс, вице-президент европейского отделения».
Сержант Данкваерс позвонил, симпатичная молодая еврейка открыла им дверь и провела через покрытый толстым ковром вестибюль в обитую деревянными панелями приемную.
— Мистер Сайс будет с минуты на минуту, — проговорила она и вышла, закрыв за собой дверь.
Приемная была шикарно обставлена, но из-за топящегося камина в ней была тропическая жара. В центре, на темно-красном ковре — под цвет пламени, стоял круглый столик из красного дерева и шесть таких же кресел, которые, по мнению Бонда, стоили не меньше тысячи фунтов. На столе лежали журналы и несколько экземпляров «Кимберли Диамонд Ньюс». Глаза Данкваерса оживились, когда он увидел их: он сел и стал переворачивать страницы июньского выпуска.
На каждой стене комнаты висели картины в золоченых рамках с изображением цветов. Ощущение как бы трехмерного пространства в этих картинах привлекло внимание Бонда, и он подошел поближе, чтобы рассмотреть одну из них. Это была композиция из свежесрезанных цветов, стоявших в нише за стеклом, обрамленным бархатом цвета меди.
В комнате было совершенно тихо, за исключением гипнотизирующего тиканья больших настенных часов и приглушенных голосов, доносившихся из-за двери, расположенной напротив входа. Послышался щелчок, дверь на несколько дюймов приоткрылась, и голос с сильным иностранным акцентом стал уговаривать: «Но, мистер Гранспек, зачем же так жестоко! Мы все же должны как-то зарабатывать на жизнь, не так ли? Я говорю вам, что мне этот чудесный камень стоил десять тысяч фунтов. Десять тысяч! Вы мне не верите? Но я клянусь вам!» Затем последовала небольшая пауза, и голос в последний раз предложил цену: «Ну хорошо, кончим, прошу вас!»