— А… я могу это сделать? — чуть слышно спросила Полина. — Вы… серьезно мне это предложили?
— Я буду счастлив, если вы это сделаете. И, может быть, я при этом смогу ответить на часть вопросов, которые вы захотите задать мне о России.
Полина прерывисто вздохнула. Лорд Чарнок увидел, что из ее взгляда исчезла вся тревога. Теперь ее глаза радостно сияли.
— Вы… очень добры, — сказала она. — Но… вы совершенно уверены в том… что я не буду вам в тягость? Может быть, вам приятнее было бы читать за обедом книгу, а не разговаривать со мной?
Лорд Чарнок улыбнулся.
— Если нам станет друг с другом скучно, — пообещал он, — то мы оба можем уткнуться в книги. Так что прихватите с собой свою. Однако я сомневаюсь, чтобы мне книга понадобилась.
— Я очень бы хотела так думать!
Она сказала это так горячо и искренне, что ее собеседник невольно рассмеялся.
— По-моему, мы могли бы пообедать немного позднее обычного, — предложил он. — Тогда большинство пассажиров должны будут уже кончать свой обед. Я буду дожидаться вас в салоне без четверти восемь.
— Спасибо… Спасибо вам огромное! — сказала Полина.
Переодеваясь к обеду, Полина с особым тщанием уложила волосы.
Горничная тетки приготовила ей на дорогу всего три очень простых вечерних платья, заявив, что самые лучшие надо оставить в сундуках и надеть только в Санкт-Петербурге. Однако и это были достаточно дорогие наряды из модных лавок с Бонд-стрит. Полина считала их необычайно красивыми и едва смела к ним прикоснуться.
Когда тетка заказывала ей столько нарядов, Полина считала ее такой щедрой! Она не подозревала, что все покупки делаются в расчете на то, чтобы отослать ее из Англии, а одежды заказано столько, что ее должно было бы хватить на год или даже на более длительный срок. Теперь ей неприятно было вспоминать о собственной наивности и надеждах на новые знакомства и выезды в высшее общество.
Однако, чем бы ни руководствовалась ее тетка, предоставив Полине столь хороший гардероб, приятно было хотя бы то, что в Санкт-Петербурге ей не придется выглядеть оборванкой. Оставалось только надеяться, что к ней будут относиться достаточно уважительно.
Полина очень опасалась, что в глазах русских она окажется всего-навсего гувернанткой — а с женщинами этой профессии в Англии обращались высокомерно, и ее мать всегда говорила о бедняжках с глубоким сочувствием.
— Бедненькая! — только и могла прошептать она, услышав, как хозяйка дома, в котором они гостили, резко отчитывала гувернантку, которая присматривала за ее детьми.
— Но ведь благородной даме не годится так говорить с человеком, который не может за себя постоять? — спросила тогда Полина.