Он гладил меня по спине, его рука скользила вверх и вниз, вызывая приятную дрожь по всему телу. А его сочувствие согревало меня даже больше, чем прикосновения.
— Сожалею, что с вами произошло такое. Как вы выжили? — посочувствовал он.
— Я нашла правильный бар и заказала пива. Когда из тебя выпивают всю кровь, потом очень хочется пить, — призналась я.
— Это был вампирский бар? — загорелся он.
Я кивнула.
— Инстинкт привел вас к себе подобным и они научили вас выживать?
Я снова кивнула. Он был умен и сообразителен, обладал многими хорошими качествами и танцевал так, что казалось, будто мы занимаемся сексом, только в вертикальном положении и одетые, без растрепанных волос и капелек пота. Не то чтобы вампиры потеют…
— Я рассказала о себе, — произнесла я. — А что вы? Как вы сюда попали? Где бы это ни было.
— Это проблема, да? Танцуем где-то в неопределенности. Но мне нравится быть здесь с вами, — честно сказал он.
Если бы это сказал кто-нибудь другой в любое иное время, я бы сочла эти слова ложью. Но его глаза излучали подлинное удовольствие и искренность.
— Знаете, я не очень хорошо себя контролирую, — призналась я.
— Я тоже. Это плохо? — спросил он.
Мы оба пожали плечами в такт музыке и засмеялись.
— Что касается меня, — продолжал он, — я помню, что встречался с друзьями у них дома и мы играли в «Эрудит».
Я люблю словесные игры.
— «Эрудит»? Вот как кинозвезды проводят вечер! — изумилась я.
— Теперь вы знаете, почему папарацци меня ненавидят. Я веду тихую жизнь, — просто ответил он.
— Я тоже, — призналась я. — Но как вы попали сюда?
Какое-то время мы танцевали в тишине. Я наблюдала, как на его лице сменяются эмоции.
Наконец он сказал:
— Это имеет некоторое отношение к мороженому. — Он заглянул в мои глаза. — Звучит как бред?
— Возможно, — ответила я. — Но ведь жизнь по большей части не имеет никакого смысла…
— Жизнь и смерть… Я действительно мертв?
Я притянула его к себе, и мы долго стояли в центре башенки на крыше дома в крепких и приятных объятиях друг друга среди пугающих вопросов, на которые не было ответа.
— Вы слишком хороши для меня, — наконец произнес он. — А я даже не знаю вашего имени.
— Зато все знают ваше. — Я печально усмехнулась. — Действительно, никто больше не знает моего имени. Я опять стала Серафиной, как в свою бытность хиппи.
Теперь настала его очередь улыбнуться, но очень мягко, без насмешки.
— Нет, так не пойдет! Это не ваше имя, оно слишком капризное. Вы же цельная, сильная и основательная.
Казалось, что он возвращает мне саму себя.
— Стелла, — призналась я. — Меня зовут Стелла.