— Смотри не вылезай из круга! Руки онемеют, не удержишься.
— А… вы? — коченеющими губами выдавал Преловский.
— Ничего! — отозвался человек. — Выдюжим. Мы таковские.
Вскоре Преловского подобрал катер, подоспевший из Севастополя. И на катере, и потом, сколько ни высматривал он своего спасителя, не нашел…
В стенку фургона постучала.
— Всё, можно идти, — донесся глухой голос Шарановича.
Преловский вылез из кабины, поежился. Близкая передовая все не успокаивалась, все рассыпа́ла трескотню очередей и разрозненных выстрелов, сухо рвали мутнеющую предрассветную мглу разрывы мин.
Политрук тоже спрыгнул на землю.
— Что будем делать?
— Пойдемте.
— Хотите сейчас? На передовую?
— Пока к телефону. Надо доложить. Думаю, придется ждать до вечера.
Что в Севастополе действовало безотказно, так эта связь. Загодя проложенные моряками подземные кабели позволяли соединиться со штабом едва ли не из любой точки обороны. С обычного полевого телефона, установленного в палатке санчасти, Преловский в минуту связался с политотделом, доложил Харламову об обстановке. Ждал разноса и услышал ожидаемые резкие нотки в голосе начальника, но совсем по другому поводу.
— Там, где вы сейчас находитесь, разведчики «языка» приволокли. Я знаю, а вы не знаете?!
— Но мы не в штабе, — попытался оправдаться Преловский. И сообразил: подвернувшийся пленный выручит. Работники спецотделения не упускали случая побеседовать с пленными. От них можно было узнать о действенности наших листовок и радиопередач, о настроениях немецких солдат. Но делать это лучше всего было сразу же, на передовой. Ответы «свежаков» непосредстственнее. Потом пленный приспосабливался и говорил то, что, по его мнению, могло понравиться.
— Передачу мы проведем следующей ночью, — сказал Преловский. — Дождемся здесь темноты. А пока поработаем с пленным.
Добро было получено. Довольный Преловский побежал к машине, распорядился хорошенько замаскировать ее на день и поспешил в штаб полка. Уже дорогой спохватился, что ничего не сказал присланному в помощь разведчику. И махнул рукой: сам сообразит, что ему делать, на то и разведчик.
В большой штабной землянке было непривычно пусто. Знакомый начальник штаба, майор с каменным, злым лицом, сидел у стола, над которым в автомобильной фаре горела маленькая электрическая лампочка. Молоденький младший лейтенант, переводчик, стоял у столба, врытого посередине землянки, а рядом с ним — красноармеец с автоматом на груди — конвоир. Пленный немец сидел на табуретке со связанными за спиной руками, втянув голову в плечи. Мокрые волосы спадали ему на лоб. Ситуация была слишком знакомая Преловскому, чтобы не понять, что тут происходит.