Амулет растаял прямо на глазах. Наяву он тоже рассыпался в прах — амулет был одноразовый. Теперь за душу можно было не беспокоиться — младенец мог находиться здесь хоть целую вечность. Даже если я сам погибну или исчезну, шар продолжит дрейфовать в сером тумане небытия и, быть может, станет частью чьего-то мира.
— Ты слишком много спишь, мой мальчик. — Я обернулся на голос. Грандмастер смотрел на меня насмешливо и снисходительно, как и всегда. — А ведь твой час близится.
— Шел бы ты, старый…
— Нет, я никуда не денусь, не исчезну, как бы тебе того не хотелось. Тебе нужно попасть в Темгорал. Там зреет что-то опасное.
— У меня сейчас другие заботы.
— У тебя нет других забот, кроме нужд ордена! — его голос ударил прямо в мозг, будто стальная игла. — Харана призвала тебя для этой службы, для этого дня, этого часа! Ты отправишься в Темгорал и исполнишь ее волю!
— Ладно, уговорил! Перестань орать, голова же сейчас лопнет!
Грандмастер не ответил. Он исчез без следа.
Выздоровление заняло относительно мало времени. Относительно, потому что акши Ал поставила бы меня на ноги за день-два. А так, я прогостил у Толлара и его дочери до самой зимы. Раны затянулись довольно быстро, хоть от укуса беся на руке и остался преизрядный шрам. Большую часть осени я восстанавливал форму, уплетая за обе щеки великолепные пирожки Паутинки и фехтуя с ее отцом. Эолы оказались удивительно гостеприимны и общительны. Мы коротали ветреные осенние вечера за интересными беседами и игрой в Зыбь. Игра занимала, в основном, меня и Паутинку, поскольку для Толлара исход был заранее предрешен. Мы с девушкой были почти ровесниками и могли поспорить за второе место, но для Толлара мы были совсем детьми. Толлар, которому, как он сообщил, было "немногим более трехсот лет", знал множество историй, связанных как с нечистью, так и со смертными расами.
— Теморан, — рассказывал он, потягивая горячее вино, — оказался под властью Единого очень быстро. Ты ведь знаешь, боги не претендуют на безграничную власть, так что, когда Единый напал на Сайао, Ормин и Неройда не стали вмешиваться, а когда Белоглазая ушла из Теморана, предпочтя не ввязываться в драку, Единый получил все ее силы.
— Неужели никто до него не пытался единолично захватить власть? — Я непонимающе развел руками. — Ведь тот, кто сторожит врата в загробный мир, неуязвим для других богов.
— На моей памяти ничего подобного не происходило. Возможно, попытки были, но я о них не слышал. Это по определению не может закончиться ничем хорошим, ведь боги связаны с определенной стихией, а мир не может состоять из одной стихии. Даже, если это будет стихия жизни. А уж Смерть и вовсе не позволит подобное своему адепту.