— Хо-орошо живется
В логове у бесей!
Не приходится нам жить,
Носы повесив!
Что не ночь,
Таскаем в логово топазы!
Блеск камней и злата
Так приятен глазу!
— Еще один куплет, и я выпрыгну из экипажа на полном ходу, — раздалось с заднего сиденья. — Я выпрыгну, и задушу горлопана собственными руками!
— Берегитесь, рыцари
В сияющих доспехах!
Сталь блестящая
Не принесет успеха!
Панцирь ваш
Украсит наши… Ай!
Похоже, гарцующий рядом с крытой повозкой стражник достал не только Аламарина. Наступила блаженная тишина, нарушаемая лишь стуком колес и топотом копыт. Вис, все это время дрыхнувшая у меня на руках, широко зевнула, показав розовый язычок, и перевернулась на спину, растопырив лапы.
— Какая-то она у тебя сонная, — я почесал зверьку животик. — И, по-моему, у нее что-то с пищеварением.
— Это все твой питон, — буркнул Сорно. — Он притащил ей двух здоровенных крыс. Бесь знает, где он взял этих мутантов. Не удивительно, что ей стало плохо.
— А мне кажется, ей хорошо, — Горилика последовала моему примеру, и Вис от удовольствия задергала лапами. — Хотя животик действительно округлился. Но с момента, когда мы уехали из дома, прошло уже пять дней, так что это точно не несварение.
— Крысы были крупные, — с сомнением произнес я. — Когда мы уезжали, она напоминала шар.
— А она правда крыс ест? — Егдайна через мое плечо разглядывала зверька.
— Она ест все, — авторитетно заявил Аламарин. — Это же химероид.
— Химероид? — женщина округлила глаза.
— Химероиды, — пояснил я, — это живые существа, созданные магами искусственно.
— То есть, она не настоящая? — разочарованно протянула Егдайна.
— Еще какая настоящая! — Рассмеялся Сорно. — Просто она обладает достоинствами разных животных. А еще она очень умная и не боится магии, как обычные животные. Вис для меня сам эс'Яр Бат сделал!
— Сам придворный чародей?! — Егдайна прикрыла рот ладошкой и восхищенно посмотрела на Сорно.
Горилика тихо хихикнула. Разумеется, Егдайна не поверила ни единому слову Сорно. Откуда простому наемнику, пусть и магу-подмастерью, лично знать придворного чародея? Видимо, что-то такое мелькнуло в глазах "маркитантки", потому что Аламарин приосанился и пошел врать напропалую, приумножая мою славу в народе:
— Меня тогда только в подмастерья принимали, а самти Фаулор у нас последний экзамен принимал. Я молодой тогда совсем был, и так мне перед ним было страшно даже стоять… — Аламарин закатил глаза. — Он у нас в школе уже не преподавал — он был учителем моего наставника.
Успел смотрел на рассказчика выпученными глазами: Сорно было на вид лет сорок-сорок пять, и с его слов выходило, что мне было в пору не жениться на семнадцатилетней девочке, а готовиться спокойно отойти в мир иной. А историк продолжал заливаться соловьем: