Неудивительно, что в некоторых «просвещенных» странах — там, где правительства все еще заботились о благополучии своих граждан, не очень доверяя им в том, что они смогут сами разобраться, что есть хорошо, а что плохо, — роман этот был даже запрещен как опаснейший для неустоявшихся молодых умов.
Но к счастью, не таков был наш герой и не так просто было сбить его с панталыку. Алоизий был более тверд в своем сердце, да и у Судьбы на него были совершенно иные планы. И хотя написание «Стансов» время от времени вызывало слезоточивые спазмы, а сердце сжималось от жалости к герою, прообразом которого, естественно, являлся сам Алоизий, кончать жизнь самоубийством он не собирался. Скорее всего, здесь брала верх его вторая сущность — природного натуралиста. Человека, безмерно любящего жизнь во всех ее проявлениях.
В тот момент, когда молодой человек принял решение не останавливаться на ночлег, а так и продолжать свой марш, из придорожных кустов на дорогу как ошпаренный вылетел заяц. Ничего особенного в самом этом факте, конечно, не было. За исключением того, что Алоизий вдруг вспомнил, что он ужасно голоден, а также, следуя своей природной сообразительности и наблюдательности, смекнул, что зайца, скорее всего, что-то спугнуло. Молодой человек остановился и решил углубиться в лес, чтобы выяснить причину столь несуразного поведения косого. Было еще достаточно светло, и Алоизий быстро обнаружил на замерзшей, слегка припорошенной снегом почве волчьи следы.
Это меняло дело. Шагать по ночной дороге, пусть и удобно освещенной полной луной, осознавая, что за тобой где-то в придорожных кустах крадется волк, а может, и целая стая, было, мягко говоря, неразумно. Поступать неразумно Алоизий не любил и поэтому, приготовив один из подаренных ему матушкой серебряных шиллингов и под радостное бурчание голодного желудка, он свернул в сторону постоялого двора, который, уютно расположившись в старинном замке, или, точнее, в том, что от него осталось, казалось, так и манил одинокого путника.
Именно так романтически настроенный юноша решил именовать про себя здоровенный каменный амбар, приросший к остаткам полуразрушенной крепостной стены, который предприимчивый новый хозяин переделал в постоялый двор. По странному стечению обстоятельств единственно уцелевшими и почти не тронутыми в изрядно потрепанном временем замке оказались ворота.
«По-видимому, в древние времена коварный враг предпочитал ломиться со своими требушетами и таранами сквозь крепостные стены», — заметил про себя склонный к логическим умозаключениям Алоизий.