— Нет, — заявила я и наклонилась к нему поближе. — Мы повенчаны. Мы будем вместе, какими бы ни были — хорошими, плохими или уродливыми.
— Насчет последнего ты права, — произнес Ксавье.
— Мне все равно, так что кончай спорить, — резюмировала я.
— Бет… — испуганно начал он. — Я не могу ему помешать. Кто-то прямо щелкает выключателем у меня в мозгу, и я перестаю собой управлять.
— Ксавье, ты справишься.
— А вдруг нет? — выдохнул он.
— Ты силен. Хочешь, скажу, откуда я это знаю?
Ксавье посмотрел на меня с первой искоркой надежды в глазах, начиная с того момента, как мы привели его в подвал.
— Откуда?
— Сейчас со мной общаешься ты. Ты победил его, это и есть настоящий подвиг.
Ксавье вяло улыбнулся.
— Спасибо, Бет.
— Так-то лучше.
— Бет, сделай и ты кое-что для меня.
Взор Ксавье совсем прояснился.
— Вдруг у нас не получится… тогда…
У него сорвался голос, и он умолк.
— Что, Ксавье? — тихо спросила я.
Чувства, охватившие меня, были настолько сильны, что я едва их вынесла.
— Обещай мне, что не будешь горевать?
— Ну… — выдавила я.
— Если у Гэбриэля и Айви не выйдет…
— Они сумеют, Ксавье, — настаивала я.
Ксавье задумался.
— Внутри меня что-то адское, Бет, но я стану бороться. Если я не смогу победить, вы должны держать меня взаперти, чтобы я никого не покалечил.
— Ксавье!
— Хотя в таком случае я бы предпочел смерть.
— Что ты говоришь!..
— И ты позволишь мне умереть, — продолжал он.
— Нет! — воскликнула я.
— Бет, ты отпустишь меня. Хватит с меня мучений.
— Ты никому не причинишь вреда, — сказала я. — Пожалуйста, не проси меня о большем.
— Хорошо, — пробормотал он. — Еще увидимся. Не забывай меня.
— Что? — спросила я, но он уже спал.
Айви заварила крепкое снадобье.
— Я скорее себя забуду, — вымолвила я, прижавшись губами к виску Ксавье.
Я поднялась наверх и взяла теплое одеяло. Закутавшись в него, я опять спустилась в подвал и устроилась в ветхом кресле-качалке. На сей раз Айви и Гэбриэль не имели ничего против — текущие по моим щекам слезы подсказали им, что меня лучше не трогать. Порой я начинала дремать, но мгновенно просыпалась при малейшем шорохе или движении. Мне казалось, что, когда я открываю глаза, я замечаю изменения во внешности Ксавье. Его щеки запали еще сильнее, а вокруг губ образовались вмятины. Но я внушала себе, что сумрак, царящий в подвале, играет с моим восприятием.
О приближении рассвета я узнала только по крику петуха в соседнем дворе. Кукареканье разбудило Ксавье. Он разжал веки и уставился на меня. Глаза у него по-прежнему были ясные, бирюзовые, но Ксавье они не принадлежали. Когда он заговорил, зазвучал гортанный голос, и я вздрогнула.