— Помнишь, где лежит твоя пижама? — спросил Кристофер, усаживая ее на кровать.
— Кажется, в чемодане…
— Ладно, посиди минутку.
Как только он вышел, Джессика повалилась на мягкую пуховую подушку, не в силах поднять на кровать ноги.
Когда Кристофер вернулся, она уже почти спала. Сквозь ресницы она видела, как Синглтон поставил на пол чемодан, на цыпочках подошел поближе и принялся смотреть на нее сверху вниз, задумчиво покусывая нижнюю губу. Это делало его похожим на мальчишку. В руках Кристофер держал фланелевую пижаму и растерянно смотрел то на нее, то на девушку.
— Джессика, ты поставила меня в сложное положение… — пробормотал он скорее самому себе. — А, ладно… — Он отложил пижаму в сторону, уложил ноги девушки на кровать и укрыл ее ватным одеялом. — Спокойной ночи, — прошептал Синглтон, прикоснувшись рукой к ее волосам. — Увидимся утром.
Приятно было оказаться в мягкой постели, свернуться клубком, пусть даже вдали от дома. И эта рука на ее голове… Людям необходимы такие прикосновения. Уж она-то знала. Она целую жизнь обходилась без них. Это… это было так чудесно, думала Джессика, пригревшись под одеялом…
Кристофер снял телефонную трубку и через минуту положил ее обратно на рычаг. На Востоке уже глубокая ночь. Глэдис давно спит. Он смешал водку с тоником и с бокалом в руке принялся расхаживать, встревоженный и озабоченный.
У Кристофера было много работы, но он знал, что не сможет сосредоточиться. При виде потерявшей сознание Джессики у него чуть не остановилось сердце. Всего лишь час она была на его попечении, и вот результат… Его переполнило чувство вины. Конечно, она здесь лишняя, но зачем было так явно демонстрировать это?
Она такая худышка. Тоненькая и легкая как перышко. Слишком легкая для своего роста: метр шестьдесят восемь — метр семьдесят. И такая бледная…
Кристофер пересек холл, остановился на пороге гостиной и невесело рассмеялся, увидев ее простенькое пальто и сапоги.
В сущности, она вовсе не была дурнушкой. Напротив, не без изюминки: густые длинные волосы цвета темной меди, большие, широко поставленные глаза того же необычного красноватокоричневого оттенка; а губы-то, губы… нет уж, лучше об этом не думать. Но девушка не имела ни малейшего понятия о том, как подчеркнуть свои достоинства, и совершенно не умела одеваться. В общем, «рабочая пчелка», «низшее сословие», типичный продукт городской окраины… Кристофер с беспокойством думал о предстоящем приеме. Куда бы ее спрятать на это время?
Синглтон поглядел в стакан. Брови его сошлись на переносице. Джессика оказалась совсем не такой, какой он ее представлял. Конечно, она дичилась, но это не было агрессивной дикостью ребенка, выросшего в трущобах большого города. Ее диковатость была скорее средством самозащиты, чем-то светлым и тихим, вроде ограды из вьющихся растений, ощетинившихся колючками, чтобы их не трогали. А в глазах ее читалась уязвимость и ранимость, о которых Глэдис его не предупредила. Эта неуверенность в себе, этот облик потерявшейся девочки… Кристофер сделал глоток. Что-то еще не давало ему покоя. Джессика была старше, чем он думал. Он ожидал встретить подростка, а увидел зрелую женщину, и эта женственность пугала Кристофера. Синглтон покрутил стакан. Надо убить это любопытство в зародыше. С него обычно все и начинается.