Пятница (Кельн) - страница 96


Рывок и Стас переворачивает меня на живот, подкладывает подушку и разводит в стороны ноги, с силой сжимая бедра, оставляя синяки. Чувствую тяжесть его тела, которая расплющивает на кровати, а вместе с ней и проникновение толстого твердого органа. В этот раз Стас берет грубо и жестко, не оглядываясь на мои ощущения, он хочет просто пользоваться мной, поэтому так поступает, но я все равно кончаю под ним, давясь своими стонами.


Сомкнуть глаз мужчина мне не позволил. Он словно изголодавшийся хищник, дорвавшийся до мяса, все насыщался и насыщался. Когда за окном был разгар дня, я все же остался на кровати один. Стас шумел водой в ванной. Я уже принял душ и теперь лежал, восстанавливая силы. Хотелось спать, но почему-то, казалось, что Черных не настроен на сон.


Собрал свои конечности и поднялся с кровати. Нашел трусы, брюки и рубашку без некоторого количества пуговиц. Оделся, но рубашку застегивать не стал. Одежда неприятно пахла гарью. Зачем одел ее, а не ту, что выделил мне Стас? Не знаю, но я не чувствовал себя в его квартире как дома более и пакостить, как в один из первых дней наших недоотншений не собираюсь себе позволять. Прошел в коридор, там висела моя куртка, а в кармане лежал футляр с подарком Стаса. Я предусмотрительно захватил его еще у Ани дома, но так и не выбрал момент, чтобы подарить. Достал украшение, посмотрел на него в свете яркой люстры. Красиво и мужественно, надеюсь, оценит.


- Саша, ты где? – позвал Стас, не обнаружив меня в спальне.


- Здесь, - отзываюсь я и корявой походкой возвращаюсь к своему мужчине.


Его вид меня поразил. Стас стоял наполовину одетый, склоняясь над чемоданом.


- А-а-а? – зажал кулон в кулаке, спрятав ее за спину.


- У меня самолет поздно вечером, хочу спокойно доехать, - поясняет он.


- М-м-м…


Молчим, он собирается. Чувствую себя лишним и преданным, но все же стоит еще кое-что прояснить.


- Позвонишь, когда вернешься?


Сверлит меня усталым взглядом, выпрямляется, скрещивает руки на груди.


- Саша, я думал, ты хорошо понял наш последний разговор, - вздыхает, словно вынужден хуй знает какой раз объяснять несмышленому ребенку прописные истины. – Между нами ничего не будет.


Ожидал чего-то подобного, но все равно больно.


- То есть считаешь в своем праве выебать меня и выставить за дверь?


- Не заметил, чтобы ты был против? – усмехается, кажется, что презрительно. – Или надеялся на что-то большее?


- Ты спас мне жизнь…


- А должен был бросить подыхать? – смеется, а мне плохо от взгляда его глаз.


- Тварь! Ненавижу! – руки чешутся кинуться на него, разбить красивую властную морду, скривленную от моих слов, но держу себя в руках.