Раскололась легендарная шестьдесят шестая. Это была элитная дивизия – там служил, еще будучи Наследником, Его Императорское Величество Николай Третий. Слова о том, что права на трон его сына узурпированы, подняли дивизию на дыбы. Но часть офицеров, причем значительная часть, поднялась против выступления, и в итоге все свелось к гневной перепалке с хватанием за руки и угрозами.
Гвардейский мятеж уже ощутимо трещал по швам.
Заговорщики так и оставались в штабе Петроградского военного округа – благо именно в этом здании был запасной узел связи военного министерства. Именно отсюда они связывались с дивизиями, бригадами, отдельными полками, звонили на квартиры различным начальникам. Просили, агитировали, перезванивали по сотовым и открыто угрожали. Главным было – заставить присоединиться к челобитной на имя Регента Престола, которое начиналось со слов «Верноподданные слуги ваши», а заканчивалось требованием прервать Регентство в пользу Военного Совета и дать народу ответственное правительство. Тому, кто поставил под этим подпись – пути назад уже не было…
Примерно в десять ноль-ноль следующего дня к зданию Петербургского военного округа – подъехала правительственная «Чайка» из гаража Государственной Думы. Таких там было много – но эта отличалась скромным черно-желто-белым штандартом, что значило, что в машине был сам Председатель Государственной Думы, член Политсовета партии конституционных демократов, доктор юридических наук, профессор Преображенский…
Это была глыба в современной российской политике и современной науке. Расчетливый интриган, притом никто не мог сказать, что он был плохим юристом, адьюнкт-профессор МГУ, член Ученого совета ИАН[17], один из авторов нового Гражданского уложения, ученый-цивилист, прошедший десятки бюрократических баталий, возглавивший Думу как кандидат, вызывающий наименьшее отторжение из всех – он был хитер как лиса. А начиная как специалист по римскому праву, он читал немало классических трудов и прекрасно понимал природу власти Империи. Основой было то, что Император, обладая абсолютной властью, все-таки вынужден был править, опираясь на благожелательное согласие подданных, потому он вынужден был делать то, что нравилось подданным или, по крайней мере, не вызывало у них отторжения. Так что роль Думы была намного важнее, чем это принято было считать. Пусть по закону Император мог без объяснения причин отклонить любой закон, вышедший из стен Думы, а также распустить Думу и на довольно длительное время не назначать перевыборы – в реальности все было по-другому. Дума представляла собой барометр общественного мнения и одновременно служила клапаном для спуска пара. И Император – по крайней мере, все последние Императоры – научились виртуозно использовать Думу в самых разных целях.