Фефел, едва жив, выполз за ворота, скатился в овраг. Крапива обожгла ему лицо и руки. Часто бормоча, Фефел подгреб на четвереньках к стене, приподнялся, вглядываясь в темноту. От монастыря еще доносились крики; далеко были слышны торопливые удары била. В посаде нарастал неясный гул. Приближаясь, гул распадался на многие голоса — к монастырю двигалась большая толпа.
Фефел снова скатился в овраг и по дну его стал продираться к Вольгиной избе. Сколько раз уже хаживал он этим путем, а теперь не узнавал, не мог отыскать знакомой тропинки.
Возле самой Вольгиной избы его окликнул незнакомый мужик. Фефел испуганно остановился.
— Что в монастыре, старче? — спросил мужик.
— Беда,— сказал Фефел.— Темные люди монахов избивают, взламывают бретьяницы...
Мужик хмыкнул в бороду, рванулся во двор, выскочил с дубиной.
— Куда ты, Радко?! — вслед ему крикнула баба. В бабе Фефел сразу признал Вольгу, упал на колени, сунулся головой в траву.
Аленка тоже выскочила на улицу, помогла Вольге поднять старика. Вдвоем они едва заволокли его во двор.
— Напился, старче? — брезгливо спросила Вольга.
Фефел повел мутным взором. Внеся в избу и бросив его на лавку, бабы перевели дух.
— Сразу видать: куда конь с копытом, туда и рак с клешней,— сказала Вольга, подозрительно разглядывая калику.
Очнувшись, Фефел повалился на пол. Поведя жухлой бороденкой по доскам, завопил не своим голосом:
— Винюсь!
Подивились бабы.
— Да в чем винишься-то, батюшка?
— Винюсь! Я один во всем виноват... Ой, тошно мне. Надену схиму, уйду в леса грехи замаливать. Простите и вы старика.
Не успел кончить — на дворе зарычал медведь. Заухали половицы под тяжелыми шагами многих людей. Дверь распахнулась, и в избу ворвалось трое мужиков при топорах.
— Атаман! — закричал Фефел неистово, хотел привстать с пола, но тут же рухнул, обливаясь кровью, хлынувшей из рассеченного наискось черепа.
— Баб вязать! — приказал Нерадец.
...Радко вернулся из монастыря под утро. Удивило его, что ворота во двор распахнуты настежь. Встревожился скоморох, почуял неладное. Вбежал в избу, а там в полутемном углу — давешний старик...
Обмер Радко, бросился на поветь, откуда, как ему показалось, послышался не то плач, не то стон. Отворив одним махом дверь, разглядел Маркела и маленького Кар пушу. Перед ними на рогоже, брошенной на пол, лежала Вольга — бледная, в продранном, помятом сарафане. Когда она увидела Радко, лицо ее, покрытое синяками, передернулось. Отвела Вольга глаза, закусила губу, тихонько заскулила.