— Наказуй, князь по справедливости,— упавшим голосом попросил Гришка.
Князь кивнул ему, усмехнувшись.
— Княж суд всегда справедлив,— ударил тиун кожемяку по загривку.
— Зачти-ко, боярин,— молвил Ярополк.
Захария встал, неторопливо разгладил бороду и громко зачитал:
— А оже крадеть любо конь, любо волы, то гривну... Оже убьють огнищанина у клети, то убити в пса место...
— Да я же не убивал, боярин... Я же долг свой...— растерянно забормотал кожемяка, выслушав приговор.— Не я твово огнищанина порешил, не я...
— Он убил, боярин, он,— подтвердил один из мужиков, тот, что держал зеленую скатерть.
— Вот и видок показывает,— сказал Ярополк.— В поруб его да под замок.
Пока суд да расправа, время шло быстро. Солнце поднялось высоко, стало припекать. Жарко сделалось на помосте. Князь вытирал платком вспотевшее лицо, рассеянно прислушивался к выкрикиваемым тиуном приговорам. В полдень, когда у собора ударили в било, Ярополк встал, широко перекрестился на золотой купол Успения божьей матери и поднялся в терем. Бояре последовали за ним.
В сенях были накрыты столы, расторопные чашники обносили разомлевших гостей клубничным квасом и медом. До утра долетали из терема пьяные крики. А князь все был ненасытен. Хоть и пил больше всех, но не пьянел. Сроду с ним такого не бывало.
Потом карлица привела к Ярополку Яхонту. Он жарко ласкал ее, слушал заунывные песни, дарил ей перстни с драгоценными камнями и золотые колты. А когда рассвело, выгнал и повелел привести свою любимую волчицу — серую, с дымчатым густым загривком. Он гладил ее, кормил сырым мясом и шептал ей, как наложнице, ласковые слова.
Все-таки одолели Ярополка в ту ночь коварные фряжские вина. Охмелев, он рубил мечом столы и топтал шелковые покрывала. Прислушиваясь к его неистовому буйству, трепетно крестилась Явориха. Сердце замирало у карлицы, беспокоилась она за своего любимца. Совсем помутился у молодого князя рассудок...
12
А Давыдка с Володарем второй уже день скакали с письмом от владимирских ремесленников к Михалке и Всеволоду. Загнали коней, сами валились с ног от усталости. Только к вечеру добрались до Москвы. Деревянные рубленые стены, ров, заросший травой, в золотистой смоле новые дубовые ворота. Вот оно — Кучково осиное гнездо.
Давыдка рукоятью меча постучался в гулкие полотна:
— Эй, кто там живой!
В оконце башенки показалось хмурое лицо воротника:
— Кого леший принес?
— Отворяй... Аль ослеп — боголюбовские мы. От самого князя гонцы.
Впустив их, воротник объяснил, как найти огнищанина: