— Эй! — шепчет Лука.
Он вздрагивает, поднимает глаза на Луку и смотрит на нее сквозь челку.
— Что?
— Это я не смотрела, куда иду.
Он ничего не отвечает.
— Нельзя же так вдруг выскакивать на дорогу. Особенно если слушаешь музыку. И вообще, ничего такого страшного, подумаешь, не шевелить рукой. Врачи чего только не наговорят.
— Да, например, что у тебя все в порядке с головой.
Она не может сдержать улыбку.
— Все будет хорошо. Я и не в таких переделках бывала. Меня зовут Лука. А тебя?
— Гард.
Он заглядывает синими глазами прямо ей в глаза.
— Гард Грозный.
Они умолкают. Лука не знает, что сказать. Это она-то, которая обычно не лезет за словом в карман.
— Тебя на самом деле зовут Лука?
— Луиза Катрина. Ужас. Кто выговорит такое длиннющее имя. Не знаю уж, с чего им в голову втемяшилось такое. Меня только Лукой всегда и называют.
— Мне нравится.
— Серьезно? Спасибо.
Когда они выходят из травмпункта, уже начинает светать. От реки, вздыбившейся белой пеной, веет холодом. Лука мерзнет. Скоро декабрь.
— Сюда, сюда, — говорит Гард.
— Это куда это сюда? — смотрит на него Лука.
— Ко мне домой. Ты не должна сейчас оставаться одна.
Лука чувствует, как рядом с Гардом в ее тело возвращается тепло. Довольно долго оба молчат.
— А ты что, художница? — в конце концов спрашивает Гард. — Ты вроде говорила что-то про живопись?
— М-м, да нет... Не художница.
Гард смотрит на нее. Утренний ветер треплет локоны на затылке у Луки.
— Я еще учусь. У нас скоро будет выставка.
Она демонстрирует несколько движений кистью, которую она будто бы держит в загипсованной руке. Гард хлопает себя по лбу.
— А, черт. Так ты... — Он смотрит на руку Луки. - Левша? Я надеюсь, твои картины уже готовы?
Лука отводит взгляд. Гард закрывает глаза рукой и стонет.
— Ты же не виноват, — говорит Лука. — А я все равно уже несколько недель никак не могу ничего написать. Зато теперь я могу стать, знасипо, таким живописцем, который рисует, держа кисть губами или пальцами ноги. Глядишь, тогда, может быть, мне удастся хоть что-то продать.
— Чего-чего?
— Да нет, ничего.
Лука молча проклинает себя. Опять повисает тишина. Ей этого не вынести. Этой тишины. Слова рвутся из нее, она сама не знает, что собирается сказать, просто нужно сказать хоть что-нибудь, что угодно.
— Ну, знаешь, на Рождество часто присылают такие открытки. Которые нарисованы пальцами ног. Я сама такие отправляю своей тете.
Гард смотрит на нее.
— Все сразу?
Лука пожимает плечами.
— Так ты левша или нет? — спрашивает Гард.
— Угу.
— Вот же черт. Если бы я только мог сделать для тебя что-нибудь.