В пять часов Козырин не появился, не появился он и в шесть. Воронихин с облегчением вздохнул и самому себе признался, что он боялся встречи. Боялся и не хотел ее. Арестовали Козырина прямо в кабинете. Он вздрогнул, как лошадь от удара витого кнута, когда вошел к нему Иванов в сопровождении двух милиционеров, но справился с собой, попросил показать ордер прокурора. Долго его читал, сведя брови над переносицей, вернул бумажку Иванову.
Пухленькая секретарша испуганным взглядом округлившихся глаз проводила своего начальника, милиционеров, Иванова, потом вскочила, подбежала к окну и, не отрываюсь, смотрела, как они усаживались в машину.
На следующий день, уже зная об аресте Козырина, Андрей после работы зашел в гостиницу к Иванову. Тот занимал одноместный номер в самом конце коридора; окна комнаты выходили на огороды возле частных домиков. Иванов сидел на подоконнике и смотрел на спелые подсолнухи, выгнувшие свои шеи от тяжести шляпок, на пожухлую уже картофельную ботву, на ровные грядки, ощетиненные стрелками лука и накрытые мохнатыми ковриками моркови.
— Вот, Агарин, любуюсь. Знаешь, сам от сохи, чахну в городе. Вроде и привыкнуть пора, в Москве, в этом муравейнике, пять лет учился, а все тянет, как потерял что. Оторвешься от макулатуры, — он кивнул на стол, заваленный толстыми бухгалтерскими книгами, казенными бумагами, справками, — оторвешься и думаешь, — ты же, Ванька, крестьянский сын, твое место в огороде, картошку копать, а не над грязными бумажками геморрой зарабатывать. Ладно, как говорится, ближе к делу.
Иванов спрыгнул с подоконника.
— Садись вот сюда, я долго буду рассказывать. Как твоя статья-то называлась, за которую выпороли? «Хозяин жизни?» с вопросительным знаком? Теперь давай с восклицательным: «Конец хозяина жизни!». Пойдет? Короче, так. — Иванов стал серьезным, вытащил из-под толстой бухгалтерской книги несколько листков бумаги, мельком глянул на них. — Садись, записывай.
И началась печальная, горькая повесть, составленная из одних только цифр и фактов.
У Козырина существовал особый, председательский фонд. Большая часть дефицитных товаров, поступающих в райпо, оседала в этом фонде. Доступ имели только те, у кого была записка Козырина. Но продавались не все товары. Часть из них отвозили на барахолку в город или сбывали по спекулятивным ценам здесь же, в районе, через доверенных лиц. В некоторых магазинах были огромные недостачи, зная это, продавцы по пять-шесть лет не ходили в отпуска, чтобы не передавать магазин другим, а регулярно проводимые ревизии ничего не обнаруживали, потому что и ревизоры работали с «закрытыми глазами», Козырин в какое-то время уверовал в свою безнаказанность, подмял под себя тех людей, которые могли обо всем рассказать. Он опутал их крепкой паутиной, кого припугнул, кому заткнул рот подачкой. И стоял над всем этим клубком воровства, обмана, лжи, стоял, уверенный, что его не разоблачат, что он везучий.