Безликий коридор, прямой, как стрела, и широкий, как парковая аллея, тоже упирался в террасу. Стерильная чистота, пожалуй, только добавляла безрадостности в общую картину. Листья многочисленных фикусов в кадках блестели так, словно пыль с них стерли мгновение назад.
Боковая арка открывала путь в просторный зал, устланный мягким ковром. Из мебели внутри виднелось только невысокое кресло-каталка, укрытое пледом, неуклюжий столик на паучьих лапках со стаканом чая на нем и коренастая тумба с беспрестанно вращающейся ручкой, являвшаяся источником звука.
Повторяющаяся мелодия начала замедляться. Так, если бы каждая следующая нота давалась мучительно тяжело. Вдруг с кресла за кружкой потянулась крошечная зеленая ручка.
— Отто! — обрадовался Коллоу.
Он поспешил к сидящему.
— Фы раскрыли секрет пляшки? — с надеждой спросил тот.
— Пока нет.
— …шаль, — вздохнул профессор.
Гоблин осунулся: черты его добродушного лица заострились, а морщины стали глубже. Он смотрел на Джулиуса отрешенным туманным взглядом и осторожно прихлебывал свой чай. Мелодия запнулась и умерла.
— Я пришел забрать вас из этого гиблого места, — улыбнулся Коллоу.
— Это место ничуть не хуше остальных, — возразил гоблин. — Отменно кормят и ухашивают. А когда нушно, остафляют ф покое.
— Тогда я пришел нарушить покой, — не сдавался Джулс. — Мне необходима ваша помощь.
Отто зашелся смехом, похожим на приступ кашля.
— Я уше никому не могу помочь, — отмахнулся гоблин. — Фыдохся. Для кашдого наступает фремя сказать «хфатит».
— Отличное место! — возмутился Коллоу. — Просто замечательное, чтобы обрастать паутиной. Это не тот Отто, которого я знал.
— Фы знали юного Отто. — Тишина сделалась невыносимой. — Ф чем фаша проблема?
Джулс опустился перед креслом на колени и пересказал все, от начала до конца, не упуская ни единой детали.
— Жизнь Тангла в ваших руках! — Он умоляюще уставился на старика. — Никто не возьмется, да и не справится. Только вы способны на такое.
Тут глаза гоблина наполнились слезами.
— Знаете, чефо я боюсь больше фсего на сфете? — прошептал он. — Что моему драгоценному мальчику никто не помошет, когда меня… не станет.
— Когда это будет, — попытался ободрить Танцор.
— Не утешайте меня! — Отто выпрямился и вскинул голову. — Это будет скорее, чем фы думаете. Ефо отец тоше нездороф. Бедняшка останется софсем один. Поклянитесь, что не бросите ефо никогда! Поклянитесь, и я фыручу фас. Что там! Сам флезу ф глюпую машину, чтобы она показаля Наблюдателям нушную картинку.
— Клянусь. — Он не колебался ни секунды.
Гоблин откинулся на спинку кресла и сложил руки на животе.