– Ну, что-о, Кува-алдин, – пропел он, – продолжим допрос?
Подросток кивнул, затравленно посмотрев на следователя.
– Садись, – милостиво разрешил ему Вадим, указав на стул, стоящий поодаль от стола.
Кувалдин сел, съежившись еще больше.
– Так как насчет преступления, которое ты совершил? Ты ведь совершил преступление, а, Кувалдин?
Подросток быстро и часто закивал. Ложкин посмотрел на меня победно: учись, мол, старуха! Я скрипнула зубами. Мысленно.
– Так расскажи нам, Кувалдин, как ты залез на крышу того гаража, как зажег тряпку и бросил ее в вентиляционную трубу, как перед этим подпер дверь гаража доской.
Подросток пролепетал:
– Я залез на крышу того гаража, зажег тряпку и бросил ее в вентиляционную трубу, а перед этим подпер дверь гаража доской.
Ложкин расплылся в довольной улыбке и застучал по клавиатуре компьютера. Потом он задал еще один подробный вопрос, и задержанный повторил его – слово в слово, только с утвердительной интонацией. Старший лейтенант покосился на меня. Я поняла смысл его взгляда: учись, старуха! Этот дурацкий допрос закончился довольно быстро: Ложкин объявил, что ему достаточно материала для передачи дела в суд.
– Раньше сядешь, – раньше выйдешь! – противно засмеялся он, нажав на кнопку принтера, из которого тут же полез листок бумаги. – На, подпиши протокол… Тут… Тут…
– Подождите, – встряла я, – товарищ старший лейтенант, можно мне задать вопрос задержанному?
Ложкин посмотрел на меня недовольно – мол, какого черта тебе надо? Сидишь ты – и сиди себе тихонько, не порти «уютную» атмосферу допроса. Я не стала дожидаться, когда Вадим разрешит мне спросить Кувалдина о чем-либо, и повернулась к задержанному:
– Ты в тот день был в перчатках?
Кувалдин удивленно посмотрел на меня, потом перевел вопросительный взгляд на Ложкина.
– В перчатках он был, в перчатках, – недовольно пробурчал Вадим.
– В каких именно? – не унималась я.
– Слушай, зачем тебе это? Человек сознался…
– Сознался?!. Ах, ну да, я и забыла… А ты летом всегда в перчатках ходишь?
– Всегда он ходит в перчатках, всегда: у него руки мерзнут, – вновь ответил за подозреваемого Ложкин.
– А разве резиновые перчатки хорошо греют?
– Слушай, что ты мне картину раскрываемости портишь?! – возмутился Ложкин.
Я оставила его возмущение без внимания.
– Товарищ старший лейтенант, сколько лет вашему подозреваемому? – спросила я.
– А это ты к чему?
– По-моему, он несовершеннолетний, и в таком случае допрос должен проводиться в присутствии его родителей или педагога.
– Ему, между прочим, уже восемнадцать стукнуло, – огрызнулся Ложкин, – какой ему, на хрен, педагог?! Он сам себе педагог! Кого угодно ширяться научит. Кстати, если ты свои вопросы уже задала, можешь идти.