Шаев замолчал.
— Спасибо тебе! — растроганный рассказом Мартьянов потянулся к его руке и крепко сжал ее своими твердыми и длинными пальцами.
Подошли к городку.
— Знакомься да включайся в стройку. Вон как размахнулись, — вскинув голову, командир блеснул глазами.
— Вижу, — улыбнувшись, гордо ответил Шаев, — вижу, товарищ Мартьянов!
Блекли звезды, занималась заря. Смолкли лебедки, и в бухте стало совсем тихо. Тоненькой лентой струился пар и дым из полосатых коротких труб пароходов. Звуки склянок в утреннем воздухе гудели плавно и долго. Бригады кончали работу. Пароходы были разгружены досрочно.
Утомленным возвращался Шехман с напряженного дежурства. Теперь все было похоже на сновидение. От свежести утра, его тишины острее ощущалась усталость. Дальние сопки подернулись красноватой позолотой. Вставало солнце. И казалось, все излучало свет. Первой закончила разгрузку бригада Сигакова. «Напористый младший командир, распорядительный и настойчивый. У него сказано — сделана».
Шехман возвратился в командирскую палатку еще до подъема. Подбросил в печку дров, разделся, чтобы прилечь до сигнала дежурного, а потом сходить в столовую.
На койке зашевелился Шафранович, приподнялся на локтях. Он достал из-под подушки папиросы и закурил. Шехман протянул руку к его коробке.
— Пожалуйста! — вежливо пригласил инженер. — Устали после дежурства? Изнурительно не спать ночь. У вас подтянуло щеки.
— Трудно — легко не бывает. Отдохну и опять как свежий огурчик…
— А я вот не сплю… Бессонница! Измотаешься за день, переутомишься — нет сна.
— Время сейчас суровое, что делать-то?..
— Видим мы только работу, отдыха нет, — пожаловался Шафранович.
— Рано думать об отдыхе, Давид Соломонович, — подчеркнул Шехман, — еще ничего не сделано.
— Борис, вы говорите не то, что думаете.
Они замолчали. Шафранович первый прервал молчание.
— Рабо-ота! — растягивая, начал он. — Работа-ать хорошо, но для жизни человека этого мало…
— Что же еще нужно? — зевая, спросил Шехман.
— Личная жизнь забыта, Борис, личная…
— А работа разве исключает личное?
— Рабо-ота? — опять протянул Шафранович. — Она высушивает личное. Работа — определение физики. Она требует затраты энергии, большой затраты! Вот вы с дежурства устали, думаете лечь поспать, чтобы снова тратить энергию… Подождите, не перебивайте. Это не грубо. Беда наша в том, что мы не научились еще правильно распределять энергию и ее тратить. Все отдаем работе и мало — личному. Жизнь наша не принадлежит нам: ею будет пользоваться будущее поколение…
— Это не ново. Об этом хорошо сказал Горький. Ну, дальше?..