Я хочу рассказать, как произошел перелом в моем отношении к симфонической музыке.
Это было в 1951 году. Я учился тогда под Москвой, в десятом классе Воскресенской средней школы. Однажды наш классный руководитель Софья Константиновна поручила мне сделать доклад о Чайковском. Готовясь к нему, я читал биографию композитора и здесь впервые встретился с упоминанием о Шестой симфонии. В книге говорилось, что симфония имела программу, которую автор никому не хотел раскрыть. Это запомнилось, хотя и не произвело на меня большого впечатления.
Вскоре я услышал Шестую симфонию по радио. В ней было много хороших мелодий. Понравились яркие контрасты частей. Финал был грустным, третья часть показалась бодрым маршем. Удивил своей необычностью вальс из второй части. Я попробовал мысленно под него танцевать и сразу же сбился. Оказывается, это был не обычный трехдольный вальс, а что-то вроде вальса со сложным пятидольным размером.
Первая часть симфонии обрушилась на меня морем звуков, но внимание задержалось на одном «островке»: волнующей своей теплотой мелодии побочной партии. Что-то роднило этот мотив с песней, а песня была мне близка.
Итак, я, к своей радости, нашел в симфонии и песню, и вальс, и марш, и грустную пьесу — все, что до этого знал и любил в музыке. Но сама симфония, по существу, прошла мимо меня. Образно говоря, это был спектакль, в котором я только познакомился с основными действующими лицами, а самого действия не понял.
Конечно, ни о какой разгадке содержания Шестой симфонии не могло быть и речи. Я не чувствовал внутреннего движения ее музыкальных тем, их непрерывного развития. Просто мне нравились отдельные места симфонии, ради которых я ее и слушал.
Так продолжалось до тех пор, пока я не обратил внимания на то, что полюбившаяся мне мелодия из первой части не так ярко звучит одна, без предшествующей подготовки — тревожных и беспокойных интонаций оркестра, а ее второе появление особенно волнует меня после грозного и мятежного настроения срединной части.
Я почувствовал, что это не случайность, что все здесь связано между собой какой-то мыслью автора. Какой же? Что выражает эта светлая мелодия? Какие силы противостоят ей? За ответом я обратился к Чайковскому, стал читать о нем. Это и было началом дороги, которая повела меня в загадочную страну — Симфонию. К сожалению, у «туриста» за спиной не было никакого багажа. Только одно желание — знать.
Прошло несколько лет. Серьезная музыка заняла большое место в моей жизни. Я привык к общению с ней, как привыкают ходить в театр или на выставки картин. Где-то в глубине души зрели мысли о Шестой симфонии. Стала вырисовываться «программа», которая была неотделима от моего представления о Чайковском. Очень хотелось послушать симфонию на концерте, но никак не удавалось.